Валюта смерти
Шрифт:
– А у тебя у самой детей нет?
Людмила покраснела.
– После травмы… со вторым мужем на горных лыжах катались, ну и… в общем, четыре операции, в том числе и полостные. Вот после этого и…
– А после этой твоей травмы вообще кто-нибудь рожал? Не обязательно знакомые, а вообще, хотя бы один случай припомнить можешь? Я имею в виду, после года, когда это произошло? – В голове Ани крутился прочитанный накануне рассказ.
– После моей травмы… а какая связь? – не поняла Людмила. – Кажется, кажется, – ее глаза округлились.
– Не припомнишь, как давно это было? – Аня сама поражалась своему, проистекающему неведомо откуда, но никуда не уходящему спокойствию.
– Когда? – Людмила задумалась, свесив голову со светлыми легкомысленными кудряшками и равномерно покачиваясь.
– Давай помогу, – смилостивилась Аня. – Ты тогда в институте училась или уже работала?
– Работала! Ну да, давно уже работала. В клинике на Чугунной. А что?
– И муж у тебя был?
– Был Сережа, – мы с ним после несчастного случая развелись потому, что когда я побилась, он меня вообще не искал, а втихую уехал. Меня еще тогда бабка местная нашла и выходила. А он – гад, тем временем мои денежки пытался присвоить. Вот сюрпризец-то вышел, когда я живой объявилась! А почему ты спрашиваешь?
– Так какой тогда год был, ты точно не помнишь?
– Документы какие-нибудь должны были остаться… – теперь в голосе Людмилы сквозила неуверенность.
– Лечилась долго?
– Год, если не ошибаюсь, а потом еще санатории, клинике пластической хирургии, вспоминать не хочется!
– На все про все – года два набежало?
– Пожалуй.
– Сколько тебе на момент несчастного случая было?
– Сорок, – пискнула Людмила, все еще не понимая, куда клонит ее пациентка.
– А потом сразу же эту клинику купила? – не отставала Аня.
– Нет, потом лет пять жила на даче у отца. Никого не хотела видеть. Затем устроилась начмедом в войсковую часть, там еще три года, открыла клинику, народ набрала. Знаешь, чего мне все это стоило? Как трудно в наше время приобрести имя, уважение, авторитет? Сколько подстав, разборок с крышей, милицией… меня вообще бандиты хотели изуродовать, а клинику сжечь! Мрак!
– Но сейчас же все нормально? Ты добилась, чего хотела?..
– Пятнадцать лет безупречной работы на кого угодно подействуют! – Людмила самодовольно улыбнулась.
– Слушай, а сколько тебе лет? – нанесла заранее заготовленный удар Аня.
– Мне? – на лице Людмилы отразился мгновенный испуг, но она тут же взяла себя в руки. – Женщине столько, насколько она выглядит, – пропела она, – а почему ты спрашиваешь?
– 40 + 2 + 5 + 3 + 15, – Аня закатила глаза, делая вид, что подсчитывает сумму, на самом деле все расчеты были сделаны ею во время рассказа Люды. – 65? Я правильно подсчитала?
– Сколько?! – Теперь на лице Людмилы запечатлелся ужас, – Сколько ты сказала?..
– Не парься, «женщине столько, насколько она выглядит», – Аня примиряющее махнула рукой, – ты мне лучше скажи, а вот девочки, что медсестрами у тебя трудятся, небось, тоже все после аварий да несчастных случаев? Сама говоришь, что давно их знаешь?
– Ну, Олечка… да… авария. Самолет пассажирский рухнул, в живых она одна осталась. Бедная девочка. Вся семья…
– Дальше, – Ане не терпелось подтвердить свою версию.
– Ира и Ульяна из ординаторской, обе в доме горели – сестры они. Василь Кузьмич – афганец, в смысле, воин-интернационалист, у этого за плечами как минимум четыре госпиталя, сейчас инвалид третьей группы, на охране у меня. Остальные…
– И все после несчастного случая утрачивали прежние связи? Разводились? Расходились, меняли работу, окружение?
– Сразу видно, что ты ничего подобного не испытывала… если спрашиваешь. Да я после всех этих клиник могла только лежать или на воду смотреть. У отца дача на озере Ильмень.
Аня кивнула.
– А развод… но как было не разойтись с человеком, который тебя предал?
– А остальные? Или всех кто-то предал? А так бывает?
– Про Василия Кузьмича не скажу, но он со своими афганцами точно не общается. А что общаться-то, когда они всякую встречу квасят по-черному?
Только человек начинает сколько-нибудь оправляться, только.… А к чему ты все это? Не пойму, – голос Людмилы дрожал, да и вся она тряслась, словно Аня прижала ее к стиральной машине во время отжима белья. – К чему ты?! – выкрикнула Людмила, хватаясь за горло.
– Отгадай загадку, – Аня со спокойной жестокостью взирала сверху вниз на Людмилины страдания. Наверное, так должен смотреть на заведомо обреченную жертву хищник, – скажи Люда, кто за двадцать пять лет не постареет ни на день? Кто не растет, не размножается, не стареет и не умирает?
– Это… – Людмила обхватила голову руками.
Какое-то время Аня слышала только ее всхлипы.
– Но мы же все едим и любовью занимаемся, – попыталась слабо возразить она.
– В раю всем хватает еды и райские гурии готовы к услугам праведников. В Вальхалле каждый день асы зарезают и жарят кабана Сэхримнира, а на следующее утро он снова жив и здоров.
– Но твой ребенок? Не сходится! Зарождение жизни возможно только в мире, где есть жизнь! Не сходится! – Людмила победно хлопнула себя по коленке. – Как ты меня напугала!
– Мой ребенок, как ты правильно определила несколько раньше, единственный шанс для этого гребаного мира. И если его сейчас убьют… – Аня отвернулась, ее трясло.
Наверное, можно было сейчас долбануть напуганную Людмилу чем-нибудь тяжеленьким по голове, да хоть вот этой вазой, и затем попытаться прорваться мимо много лет назад почивших девиц и погибшего на неведомо какой войне солдата.
Аня не определилась пока, как именно будет называть обитателей «Тусвета». Если, конечно, термин «Тусвет» не придуман непосредственно в Мире Мертвых и не является синонимом Мира Живых. Хотя нет. В Мире Мертвых не должно ничего рождаться, в том числе и названия. А значит, «Тусвет» – это как раз здесь.