Ванька-ротный
Шрифт:
— Глуши мотор! — закричал я и замахал руками.
Сергей увидел мое злое лицо, скину газ и выключил зажигание. Двигатель, хлебнув несколько воздуха, |поперхнулся и| затих. На меня из кабины смотали жалостливые глаза Сергея. На лице у него была изображена душевная боль, неподдельная тоска и страдание. Он глубоко вздохнул, тихо простонал на выдохе и медленно опустился на снег рядом с гусеницей. Мне нужно было сказать ему что-то.
— Дорогой Сергей, не время сейчас заводить мотор и крутиться на месте! Погоди немного! Оглядимся, освоимся, я дам
Сергей еще раз посмотрел на меня, стряхнул заботливо снег варежкой с ветрового стекла, побил валенком по неподвижной гусенице и сказал:
— Жалко, товарищ гвардии капитан, правый фрикцион не работает. А то бы мы всей разведкой махнули на фрица. Пару станковых пулеметов поставить и до Витебска можно чесать. Его можно припрятать в кустах, а потом перебрать сцепление. Такая штучка часто на дороге не валяется. На нем что по снегу, что по кустам, на скорости пойдет. Сели бы мы с вами в кабину! Какая красота!
— Каждому делу Сергей время свое! Тебе тягач разбередил душу, а у меня в голове другие заботы.
Вскоре явился старшина. По рыхлому снегу они откуда-то со стороны прибежали с Валеевым. Старшина приступил к раздаче кормежки.
— Вот что старшина! Где бы не были с ребятами, горячее питание два раза доставить ты должен. Обстановка не совсем ясная. Группы наши могут быть в двух местах. Одна здесь, или чуть впереди, а другая на окраине Бондарей.
— Все понял?
— Так точно товарищ гвардии капитан! Рязанцева и его группу найдешь на окраине Бондарей.
— Луконин!
— Я тут товарищ гвардии капитан!
— Пойдешь со старшиной до окраины. Покажешь где лучше пройти!
— Ну что Сергей! Может ты с тягачом, больше не будешь возиться. Пока старшина не ушел я передам с ним в полк, что мы здесь тягач захватили, пусть артиллеристы его заберут.
— Я согласен!
— Слышь старшина! Пусть трактор пришлют, тягач нужно на прицепе увести. У него, сцепление не работает.
Старшина ушел. Немцы перестали стрелять. Я залез в палатку к ребятам. Ночь прошла тихо и незаметно. С утра немец снова ударил по нашим позициям. Теперь он бил тяжелыми |откуда-то издалека|.
Глава 41. Деревня Бондари
25 января 1944 года.
Там, где стояла деревня осталось пустое, занесенное снегом бугристое место. Посредине деревни торчат из под снега два разбитых сарая, и то что осталось от разбитых и разрушенных изб. За сугробом видны покосившиеся ворота, несколько кольев от изгороди, крыша собачьей будки и занесенный снегом колодец.
Позади ворот стоит русская печь с отбитой трубой. Белая и голая она, как раздетая баба в исподней рубахе. Изба, в которой грела печь, исчезла. От нее осталась завалинка, присыпанная снегом. Если бы дом подожгли и он сгорел — печь была бы облезлой, закопченной и черной. А бока и перед у печи были чистыми и копотью не тронутые. Вероятно, что немцы свалили крышу, разобрали на бревна стены и унесли их на дрова. Здесь, где-то под бугристой поверхностью снега должны находиться немецкие блиндажи.
За деревней, если это место можно так назвать, простирается ровная покрытая снегом снежная низина. В конце ее, перед лесом, поднимается невысокая снежная гряда бугор. Если посмотреть на него от ворот с нашей стороны, то бугор как бугор. Он тянется вдоль опушки леса и невооруженным глазом на нем ничего особенно не видно. Две покосившиеся крыши, лежащие наполовину в снегу и белая полоса бугра на фоне желтого хвойного леса.
Но стоит взглянуть туда через оптику стереотрубы, оказывается весь бугор изрыт и изъеден, как старый, трухлявый пень. Здесь видны стрелковые, пулеметные ячейки, солдатские окопы, ходы сообщения и даже кое-где железные трубы, торчащие из под накатов блиндажей.
Стереотрубу, при этом, нужно я ставлю на печь и самому забираюсь наверху наверх. Каждую минут пока смотришь в оптику, ждешь встречной беззвучной пули или очереди из пулемета. По спине мурашки ползут, умирать зря никому неохота, а посмотреть ******** (немцы и что они делают крайне необходимо.
Как выясняется потом, а об этом речь пойдет особо, к снежному бугру из-за леса тянется проводная телефонная связь из шести проводов. Сделано это для надежности. На случай обрыва во время обстрела. Пока наши перебьют все шесть проводов, сколько времени пройдет. Не то, что у нас! У нас телефонная связь протянута всего одним телефонным проводом составленным из кусков. День и ночь из-за снежного бугра в нашу сторону летят трассирующие пули ленты и над головой шуршат снаряды. Там за лесом, районе высоты у немцев стоят батареи самоходных орудий. По показанию пленных … [далее неразборчиво две строчки].
На белом гребне снежного бугра видны торчащие из снега два ряда кольев проволочного заграждения. Колючая проволока у немцев сталистая, при резке щипцами сильно пружинит и даже звенит. Ее нужно резать руками вдвоем. Один держит место обреза, а другой двумя руками, а другой подводит между рук щипцы. В отличии от немецкой, наша проволока мягкая, при обрезке обвисает как тряпка.
По всему периметру проволочного заграждения у немцев на разной высоте навешаны пустые консервные банки. Это своего рода шумовая сигнализация. Полез под проволоку, задел спиной их — банки загрохали. [неразборчивые зачеркнутые строки].
В проволочном заграждении мы обычно делаем по два, три прохода, когда нам нужно подобраться к немцам на бруствер. Мы как мыши под плинтусом в стене делаем две дырки, хотя пользуемся всегда одной, когда ползем туда и обратно.
По докладу разведчиков в снегу под немецкой проволокой поставлены мины. Пришли, доложили. Пойди их проверь! Как это они могли сразу определить обнаружить под проволокой мины? Никто ни одной мины не снял. Ни один из них никто из них не подорвался на минах у проволоки. Ума не приложу! Можно зацепить мину телефонным проводом, отползти подальше и дернуть для проверки. Об этом я пока молчу. Видно не хотят мои ребятки лезть под проволоку на эту высоту. Чем-то она им не нравиться?