Ванька-ротный
Шрифт:
— Где санитары? — спрашиваю я.
— Санитары были? — повторяю я свой вопрос.
— Были товарищ гвардии капитан! Они перевязали нас и сказали, чтобы мы лежали и не двигались, забрали автоматы и вывернули карманы.
— А теперь где они?
— Один за носилками побежал, а двое в блиндаже греются.
— Озябли, говоришь?
B проходе, который уходит из окопа вниз деревянные ступеньки с набитыми на них планками, чтобы не поскользнуться. Дверь в блиндаже из толстых досок открывается наружу. При бомбежке или обстреле взрывная волна сама прикрывает плотно дверь. Из печной трубы, торчащей в перекрытии, клубиться слабый дымок.
— Сергей! Возьми полено, припри снаружи дверь! Упри полено в ступеньку, чтобы изнутри не могли открыть. Сделай по тихому, не спугни санитаров, а то все дело испортишь!
— Сделаем все как вы сказали!
— У тебя Сергей в запасном диске патроны есть?
— Имеются! У меня в мешке россыпью с сотню найдется!
— Лезь наверх! Сыпани в трубу горсти две! Посмотрим, что эти прохвосты делать будут? Я их научу как у раненых разведчиков по карманам шарить!
Серега забирается наверх, достает горсть патроны и сыпет их в дымящуюся трубу. Патроны постукивая по железной трубе устремляются вниз. Я вспоминаю Грязнова, которого слабило, когда мы бросали патроны ТТ в открытую дверку горящей железной печки. Они с треском рвались, но силы никакой не имели. Внутри блиндажа началась беспорядочная трескотня. Кто-то с силой шарахнулся в дверь. Из трубы вырвалось облако черного дыма и посыпались искры. Через несколько секунд послышались вопли и удары прикладом в дверь.
— Ну-ка дай очередь из автомата в дверь. Пули от ТТ толстые дверные доски на пробьют! Патронов десять пусти для страху!
— А теперь вынимай полено и командуй им Хенде хох.
Дверь отворилась, и изнутри вывалились перепуганные санитары с поднятыми лапами вверх. Из-под верхней притолоки повалил сизый дым. Мы гоготали.
— Ну что попало за мародерство? Теперь не будете лазить у раненых по карманам! Вещи сейчас же вернуть!
— Нам товарищ гвардии капитан приказано всех раненых на вещи осматривать. Оружие забирать. Трофейные вещи изымать и в санроту сдавать. Мы все по инструкции делаем.
— Я вам такую инструкцию пропишу, что вы в другой раз к карманам разведчиков и не коснетесь. Разведчики лежат раненые на снегу, а они свои зады у печки греют!
В это время третий санитар прибежал с носилками.
— Кладите на носилки и несите в овраг. Там старшина с лошадью вас дожидается. И больше на глаза не попадайтесь мне. Все поняли? Карманники несчастные!
Раненых положили на носилки, появились еще два санитара из стрелковой роты. Мы забрали их оружие и остались около блиндажа. Рязанцев должен прислать группу ребят, как только они закончат баню. Перед самым рассветом. Ночью две группы ползали к немецким позициям. Мы подбирали себе объект. Немцы по нейтральной полосе стреляли мало. Нужно было не обнаружить себя. Разведчики прослушивали оборону немцев с самого возможно близкого расстояния.
К утру группы вернулись и ничего хорошего не могли сообщить. На следующую ночь я планировал продолжить |прослушивание и| наблюдение. Зимняя ночь длинная. Пока вернуться ребята, пока придет старшина, накормит всех, сколько времени пройдет. А день пролетает быстро. Ляжешь на солому не успел глаза закрыть, а тебя уже будят, подыматься пора, скоро темнеть начнет. Нужно снова готовиться к вылазке. Однажды днем немцы взяли и по кустам нам в тыл зашли. Постреляли из автоматов, нагнали нашим стрелкам страху, а к траншее, где сидели наши солдаты, идти побоялись. |В стрелковой роте паника, немцы окружают роту|. Солдаты ушки на макушки, собрались было из траншеи бежать. Кто-то вспомнил из них |нашелся такой один|, что разведка на левом фланге роты |в немецком| блиндаже сидит.
— У них там блиндаж! — сказал этот кто-то командиру роты. Солдаты несколько воспряли духом |но загривки у них зачесались, то ли на нервной почве, а может вши почуяли неладное и беду|. Командир стрелковой роты молодой лейтенант побежал к нашему блиндажу.
— Где капитан? — крикнул он часовому. Немцы нас обошли по кустам, окружают!
Он хотел было cунуться в блиндаж, но часовой его остановил, не пустил даже в проход на ступеньки.
— Щас узнаю! Здесь погоди!
Вернувшись из блиндажа, часовой объявил лейтенанту:
— Щас ординарец, капитана выйдет. С ним поговори! А капитана не велено будить.
Заспанный, позевывая и тяжело вздыхая в проходе блиндажа показался Сергей.
— Где капитан? — спросил командир роты.
— Он спит. Он те на што?
— Разбуди капитана! Немцы нас по кустам обошли.
— Капитан будить себя не велел. Он сказал, пусть немцы ближе подойдут.
Если подойдут, велел разбудить дежурную группу. А капитана я второй раз будить не стану. Он очень ругается, когда его зря будят. Чего-чего, а поспать он любит!
Серега широко зевнул, оскалив зубы, издал какой-то унылый душевный звук, почесал затылок, погонял на нагашнике надоедливых вшей |которые появились у нас у нас как только мы перешли жить в немецкий блиндаж|, посмотрел на небо сморщась, как бы прикидывая скоро ли будет рассвет, повернулся спиной к лейтенанту, пригнулся, подобрав под ремень живот, и рванул раскатисто и громко. Не оборачиваясь и лениво, он зашагал по ступенькам вниз. Часовой |от неожиданного громкого звука вздрогнул| вскинул глаза на лейтенанта, повел |брезгливо| в сторону носом, отклячил нижнюю губу и на его лице появилось выражение:
— Разговор окончен! Ну что еще тебе? Давай, топай к пехоте своей! — выражали его глаза выразительно. Командир роты замялся, соображая что-то, произнес невольно — Фу ты! повернулся и побежал к своим, стрелкам.
— Ну что там разведчики? — спросил кто-то из солдат, когда лейтенант вернулся назад.
Первое мгновение лейтенант не мог сообразить, что ответить. — Разведчики? Разведчики спят!
— А где их капитан?
— Капитан не велел его будить!
Эти слова, как ушат холодной воды, подействовал на солдат.
— Как спят? — недоумевали солдаты.
— Капитана растолкали. Он сказал, чтобы больше не будили. Пусть подойдут поближе! Они поднимут дежурную группу. А капитана будить не велено.
— А как же, немцы? — спросил кто-то. Рассказчик пустил струю дыма, покашлял в кулак и продолжал;
— Что немцы? Немцы увидели, что у наших паники никакой, полежали в снегу, задом, задом и убрались восвояси. Они боялись, что сами попадут в окружение. На войне всякое бывает. Ждут кто первый, так сказать, в штаны наложит.