Вариант "И"
Шрифт:
— Опаздываете, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе прозвучала укоризна.
Хотя это, по-моему, получилось неубедительно. — У вас такой принцип? Или досадная случайность?
Наталья же вместо того, чтобы покраснеть, ощетинилась.
— Святое право женщины — опоздать на пятнадцать минут, — ответила она. А я не успела на каких-нибудь десять минут. Но вас уже не было. А они (она указала в сторону охранников) меня не пропустили. Вы ведь не предупредили тут никого…
Прелестно. Значит, я еще и виноват. О женщины! Кто это сказал? Кажется, Вильям Шекспир. Впрочем Наталья была права: мне следовало предупредить охрану. Беда в том, что я просто не верил, что она придет. А она взяла и пришла. Я
— Бедный мой человек, простите ради Бога. Ну-ка пойдемте побыстрее. Вам сейчас просто необходимо выпить чего-нибудь горячительного. Или хотя бы просто горячего.
Она шмыгнула носом, поняв, что я признал свою вину и на этом ей можно удовлетвориться.
— Мой секретарь, — сказал я маячившему в дверях амбалу, и он равнодушно кивнул. Но при этом, однако, не преминул огладить профессиональным жестом ее желтую синтетическую ветровку в поисках недозволенных предметов. Меня это почему-то рассердило, хотя я прекрасно понимал, что охранник выполняет свои обязанности.
Оказавшись в гардеробе, я сдал ее ветровку, и мы вошли в буфет.
Первая атака проголодавшихся уже схлынула, так что мне без труда удалось усадить Наталью за столик и взять ей горячий кофе с пирожными — от более существенного она отказалась. Пока молодая женщина отогревалась и приходила в себя, я внимательно оглядывался, почувствовав себя на работе. Сейчас самое время было войти в контакт с кем-нибудь из перечисленных в моем списке людей и если не сразу взять интервью хоть у одного из них, то, во всяком случае, договориться о встрече в более пригодной для этого обстановке. Никого, однако, заметно не было; надо полагать, для президиума, по нашей старой традиции, оргкомитет организовал отдельный буфет. Можно было бы, конечно, попробовать прорваться туда, но не хотелось оставлять Наталью одну, и я продолжал рассматривать публику, пока взгляд мой не наткнулся на уже знакомый по фотографии облик. Я без труда опознал пышную шевелюру, хотя и, если приглядеться, начинавшую редеть, крупный породистый нос, не очень сочетавшийся с тонкими губами и острым подбородком. Бретонский, историк и в какой-то степени мастер политического прогноза. Что же, заказ мною уже получен, обстановка и без него заставляла торопиться, значит — надо брать его на абордаж…
Политический мыслитель оживленно разговаривал с тремя женщинами среднего возраста, но мне показалось, что делал он это скорее по обязанности, для поддержания имиджа дамского угодника, а не ради удовольствия. Профессор, подумал я, наверняка привык размышлять и беседовать в уютной обстановке кабинета или, еще лучше, гостиной с избранным обществом; так что здесь расшевелить его будет непросто. Однако… Тут же у меня созрел простенький план, и я наклонился к Наталье:
— Ну как — отогрелись немножко?
Она кивнула.
— Конечно. Большое спасибо…
— Как…— я на миг запнулся, — с мамой? Помощь нужна?
Она покачала головой:
— Нет. Там делают все, что нужно.
— Когда похороны?
— Завтра. В одиннадцать. На Востряковском. Вы придете?
Я еще не знал, смогу ли, и ответил неопределенно:
— Постараюсь.
И сразу же перешел к делу:
— Итак, вы работаете у меня, как и договаривались.
— Мне казалось, что мы еще…
— Подробности письмом. А сейчас посмотрите туда. Видите — три упитанные пчелки и между ними — майский роз, несколько уже привядший…
— Это длинный, с бабочкой?
— Попадание.
— По-моему, он старается от них отделаться — не обидно, но настойчиво.
— У вас снайперское зрение. Так вот, две секунды вам, чтобы почувствовать себя на работе.
— Тут, сейчас?
— Пора отрабатывать пирожные. Ваша задача: сделать так, чтобы он заговорил с вами и на несколько минут отложил мысль о возвращении в закрытый для простонародья буфет. Я не спрашиваю, сможете ли вы.
Сможете.
Наталья лишь дернула плечиком.
— Такую работу я выполняю только сдельно.
— Принято.
— Проторгуетесь, — предупредила она, уже вставая.
Мне нужно было, чтобы она его задержала и чтобы за выигранные несколько секунд я успел настроить пишущую аппаратуру, которая была при мне, еще не готовая к действию. Я вытащил из кармана бумажник, как бы подсчитывая мои ресурсы; на самом же деле я вставил новую кассету и переключил режим на ближний прием. Одновременно я наблюдал за действиями Наташи.
Она пересекала буфетный зал, помахивая сумочкой на длинном ремешке, двигалась по дуге и в результате, как бы совершенно случайно, оказалась рядом с четырьмя собеседниками. Точное движение — сумочка слегка задела ногу Бретонского — виноватая улыбка и ее шевелящиеся губы — ряд волшебных изменений лица мыслителя — боевая стойке трех дам — несколько слов Наташи, обращенных к ним, — и дамы мгновенно дематериализовались. Я мысленно поаплодировал, уже готовый к дальнейшим действиям. Без того сутуловатая фигура Бретонского изобразила и вовсе вопросительный знак — так изогнулся он, склоняясь к девице, губы его разъехались, и лицо на миг сделалось совершенно похожим на одного из славных комиков кино прошлого столетия Джорджа Формби, известного под характеристикой «Лошадиная морда с зубами в виде надгробных камней». Был еще один похожий на него актер — француз Фернандель. Но зубы у Бретонского были, пожалуй, повыразительнее, чем у тех обоих. Я испугался, как бы он не загрыз бедную девочку тут же на месте, встал и двинулся к ним — еще и потому, кстати, что пришла пора вступать в игру мне.
Слух у меня, конечно, похуже, чем у моей аппаратуры. И к мгновению, когда я оказался достаточно близко, чтобы разбирать слова, мыслитель успел уже наговорить на магнитофон, надо полагать, черт знает сколько и чего. Хотя для дела эта беседа с дамой вряд ли пригодится… Сейчас настал миг моего комического выхода. Я синтезировал на физиономии классическое выражение оскорбленного достоинства и подступил к ним. Как назло, именно в эти мгновения меня стал разбирать смех — не ко времени вспомнилась строчка из старой полублатной песенки про пивную на Дерибасовской: «Он подошел к нему походкой пеликана…» Именно так выглядел я, надвигаясь на них. Бретонский кожей ощутил что-то неладное, стрельнул глазами в меня, и его сразу же шатнуло уйти. Но тут Наталья как бы случайно придержала его за рукав, и он не сдвинулся с места.
Честное слово, если бы мы неделю репетировали, нам не удалось бы сыграть лучше. Я остановился, выразительно откинув голову.
— Э-э… — начал было Бретонский.
— Наталья! — В моем тоне слышались и упрек, и агрессия. — Сколько раз я просил тебя не заводить случайных и сомнительных знакомств!
— Но, пардон… — попробовал возмутиться Бретонский.
— Но, Виталий… — начала оправдываться моя спутница. — Я случайно задела господина сумочкой и тут же извинилась. А он сказал…
— Догадываюсь, что сказал этот господин, если ты так покраснела! — Я перенес на него уничтожающий взгляд.
— А вы, милостивый государь! (Я добавил немного немецкого акцента.) Пользуясь беззащитностью молодой хрупкой женщины, вы…
Я чуть повысил громкость, и люди по соседстьу начали уже с живым интересом оглядываться.
— В столь торжественный, я бы сказал — эпохальный день в истории вашей страны… вы, mein Ней, позволяете себе…
Тут я сделал паузу, чтобы дать ему возможность воспользоваться его голосовыми данными.
— Простите, милостивый государь, но я не позвс лил себе по отношению к вашей дочери ничего такого что могло бы вызвать…