Варшавская Сирена
Шрифт:
— Что они могут мастерить в «Мальве»? — размышлял он вслух, морща лоб. — Собирают, что ли, у жителей карбидные лампы и чистят корпуса? Никогда не поверю, чтобы «Филипп» позволял кустарным способом изготавливать свои знаменитые «филиппинки». У него есть своя подпольная мастерская, да и сам он профессиональный пиротехник. А Берт и Иван — горе-ремесленники.
— Прабабка тоже? — обиделась Анна. — Они говорят, у нее руки просто созданы для такой работы.
— Вздор! Значит, не «филиппинки». Может, просто очищают корпуса ламп, а женщины шьют мешочки из плотного тика для пороха? Я знаю, что в подпольных
— От шляхты всего можно ожидать, — сказал с мрачной миной Адам, так хорошо скопировав Зигмунта, что все, даже доктор, рассмеялись.
Пани Рената готовила на кухне для утомленных игроков ранний завтрак и потому не была посвящена в аферу под кодовым названием «Мальва».
— Я влюбилась, — заявила однажды Анне Данута, — и теперь, выполняя задания подполья, уже ничего не боюсь.
— А какая же связь между любовью и страхом? — спросила Анна.
— Самая прямая. Я сама в этом убедилась. Он очень смелый и остроумный. Даже перед серьезным делом рассказывает анекдоты и вспоминает самые удачные операции. Старается не думать о том, что вызывает страх. Говорит, самое главное — не сидеть сложа руки, потому что его и таких, как он, как мы, боится гестапо.
Анна с любопытством посмотрела в сверкающие глаза золовки.
— А что же вы такого делаете, отчего немцы вас боятся? Листовки разносите…
— Ну, это в прошлом. Я теперь другим занимаюсь. И на этом новом поприще познакомилась с «Кмитицем». А работа у нас наверняка интереснее, чем у тебя на твоих курсах и в библиотеке.
Анне захотелось одернуть девчонку, но она лишь спросила:
— Что же ты теперь делаешь?
— Это очень, очень секретная работа.
— Хорошо, не говори.
— Ну ладно, тебе, так и быть, скажу. Наша группа поддерживает связь с лагерями военнопленных, передает туда карты окрестностей, маленькие радиоприемники, оружие и деньги для организации побегов. И с мобилизованными на принудительные работы мы связаны, и разные шифровки передаем.
— И все это проделывают такие влюбленные недоросли, как вы с «Кмитицем»?
Данута немного сбавила тон:
— Ну… не все, конечно. Мы работаем на упаковке. Материалы перед отправкой упаковываются, иногда прячем их в продуктовые посылки. Так, что комар носу не подточит.
— А твой «Кмитиц» понравился бы прабабке? — спросила, минуту помолчав, Анна.
— Ого! Знаешь, будь буня помоложе, я, наверно, никогда не привезла бы его в «Мальву». Он смеется совсем как она и тоже говорит, что не умрет. В эту войну, разумеется.
— Конечно, если сидеть на упаковке.
— Но Зенек не всегда этим занимается, а только сейчас, пока не заживет рана, — возмутилась Данута. — Его подстрелили во время войны памятников.
— Войны памятников?
— Неужели не знаешь? За то, что наши сняли с памятника Копернику доску с немецкой надписью, Фишер велел убрать с площади памятник Килинскому, и приказ об этом был расклеен по всему городу. Тогда наши ребята налепили на эти приказы губернатора листки с текстом: «В отместку за уничтожение памятника Килинскому продлеваю зиму на шесть недель. Николай Коперник, астроном».
Анна кивнула.
—
— Уже не пугливой! Ведь только ты знаешь, что когда-то, давным-давно… Он считает, что я исключительно отважна.
Однажды в марте, ожидая, пока «Рябой» упакует столик с тайником, Анна занялась кормлением черепах и не заметила, как замигала красная лампочка — знак, что вошел кто-то чужой. Незнакомец, отстранив сына «Рябого», подошел прямо к ней.
— Мне нужен «Ада», — заявил он, не потрудившись даже назвать пароль.
Анна хотела было сказать, что посетитель ошибся адресом, но вдруг, взглянув на густые брови над большими выпуклыми глазами, невольно произнесла:
— Так вы, поручик, не попали в плен?
Брови вошедшего сдвинулись в одну линию, рука скользнула в карман пальто.
— Что это значит? Кто вы?
— Я жена «Ады», которого вы ищете. Но мы встречались раньше. Помните горящий скипидар с фабрики «Добролин»? Вы дали нам лошадь, когда мы по приказу генерала Городинского приехали на склад за медикаментами.
— Я?
— Поручик Пацак-Кузьмирский, защитник Воли?
Незнакомец перевел дух, вынул руку из кармана.
— Ладно. Это я. Но только для вас. Для «Рябого» я «Анджей», для других — тоже. А ваш вопрос напугал меня потому, что лишний раз показал всю трудность полной, абсолютной конспирации. Вы не поверите, но когда адъютант командующего Армией Крайовой заказывал у известного сапожника сапоги для своего шефа, тот открыл какой-то гроссбух, в котором были записаны размеры обуви и фамилии старых, довоенных клиентов, и, как сейчас вы, спросил: «Значит, генерал Токаревский не попал в плен?»
Анна рассмеялась и сказала:
— Я везу на Прагу груз. Возьму рикшу. Можете поехать со мной и оттуда добраться до Медзешинского вала.
— «Ада» на валу? Отлично. А что в этой пачке?
— Лучше не спрашивайте. Для рикши — столик. Низенький, так что мы сунем его под ноги и усядемся вполне удобно.
По дороге Анна узнала, что «Анджей» пробыл в лагере для военнопленных очень недолго и сбежал оттуда с одним польским солдатом и двумя пленными англичанами.
Вечером Адам вернулся очень возбужденный и поспешил поделиться с Анной своими впечатлениями.
— «Анджей», кажется, тебя знает? Забавно. Но тем лучше — сможешь иногда забегать с материалами в бункер.
— Куда? В бункер? Значит, арсенал уже построен?
— Да. И так замаскирован, что никто его не обнаружит. Теперь мы с Камлерами строим потайной бункер для командующего АК. На некоторое время к этой работе подключен и капитан «Анджей». Что тебя так удивило?
— Я не знала, что «Анджею» присвоено звание капитана.
— Чисто женская логика. Я рассказываю об убежище, по сравнению с которым легендарный Сезам — жалкая нора, а у нее в голове чьи-то звездочки на погонах. Кстати, а откуда тебе известно, что он был поручиком?