Варшавский договор
Шрифт:
– Да, я знаю, – сказал официант и ловко поменял пепельницу – тоже с логотипом и чистехонькую.
– Друг, мы не курим, – четко произнес Артем, глядя в стол.
– Я знаю. Извините, положено, – объяснил мужик, стрельнув глазами в сторону бара. – Приятного аппетита.
– Положено, – с уважением пробормотал в спину ему Соболев, путаясь зацепить за хвост какое-то мутное воспоминание. Хвост был скользким и прозрачным. Артем сказал:
– Вопрос ведь не в том, что Шамайко видела там или не видела. Вопрос в том, как она сейчас сможет то, что вот тогда было, интерпретировать.
Таких оборотов от простенького дознавателя Соболев никак не ожидал. Но уточнить сумел, почти не поперхнувшись:
– И почему это вопрос?
– Потому что она не хочет пока. И не то чтобы боится – по ходу, у тетки реально с нервами фигня какая-то. Как услышит про «Потребтехнику», – в истерику. А по уму-то ей проще всех рассмотреть, что Филатов делал, и сказать: здесь все как обычно, здесь вот мы не так сделали, но не подкопаешься, а здесь четко подстава.
– Можно же найти, кто еще справится, – предположил Соболев, выцеживая из чайника последнее.
– Можно, – согласился Артем. – А сколько времени это займет. С другой стороны, отчетность, подставы, да хоть подмена документации – это все фигня, по большому счету. Тут куда серьезней вещи.
– Какие, например?
– Да разные, – отрезал Артем и вернулся к изучению скатерти.
– Артем, – осторожно сказал Соболев, отодвигая в сторону чашку. По данным Цехмайстренко, Терлеев имел склонность к необдуманным поступкам, так что следовало позаботиться о сведении тяжести последствий к минимуму. – Разрешишь откровенно?
– Ну, – буркнул Артем, не поднимая взгляда.
– Вот ты скажи, пожалуйста, – для тебя, скажем так, смысл этого дела в чем? То есть чем оно закончиться должно, чтобы ты понял, что все сделано как надо?
– Раскрытием преступления и наказанием преступников, – сказал Артем, не отрывая глаз от тощих пальцев.
– Каких-то конкретных преступников?
Артем не повелся. Поднял глаза и тяжело пояснил:
– Конкретно тех, кто совершил преступление.
– Ага, – легко согласился Соболев и все-таки уточнил: – То есть личного интереса у тебя нет?
– Денис… У тебя задача какая – меня как-то разоблачить, от дела отпихнуть, еще чего? Это можно проще сделать, без таких вот встреч. Я человек маленький, ты большой.
– Артем. Артем. При чем тут это вообще?
– Ну как при чем – ты ж курсе, что всё с Юльки началось, и чего у нас там с Юлькой было. Все в курсе. И это правда – у нас с Юлькой было, а у Юльки с Обезьяном не было, бред это, хрень вообще, что бы ни говорили. Вот до того – ладно, неважно. Все мне уже, блин, душу вытерли этими, бляха, вопросами, взглядами своими, сочувствиями. Даже мать Юльки – сперва-то как на врага, гнала, все такое, а теперь… Да, у меня есть личный интерес. Но он же мне не, ну как это. Не двигает он меня в какую-то сторону от нормального расследования. Кабы двигал – думаешь, Новикова с Газизовым сидели бы и смотрели? Выпнули бы меня куда подальше. С ба-альшим удовольствием, я тебе точно говорю.
Соболев неопределенно пожал плечами. Похоже, склонность Терлеева к необдуманным действиям была преувеличена – ну или вдруг осталась в прошлом. Возможно, вместе с упомянутой Большаковой. И сменилась склонностью к обдумыванию. Во всяком случае, Терлеев после паузы спросил:
– А для тебя идеальная концовка какая?
– Концовка чего? – осведомился Соболев.
– Дела. Этого вот дела.
– Да как и у тебя – найти и наказать виновных.
– Любых?
Соболев, улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.
– Или конкретно Глухова и этих его братков? – продолжил Артем.
Соболев привычно придал лицу выражение «Ну хвастайся же, чтоб я мог снисходительно похвалить». В голове загудели колеса.
– Ну, Забыхин там, Филатов тот же самый и так далее. Ты против них копаешь, так? Иначе смысла нет никакого. Все остальное в этом деле вашего интереса не стоит. Вы или за эту бригаду рубитесь, или против нее. Если бы за, все было бы по-другому. Короче, против, так?
Соболев важно кивнул, лихорадочно формулируя ответ, и даже придумал – но решил не торопиться. Пусть Терлеев еще чего выдаст.
Терлеев не подвел:
– А где они остановились, кстати? Ты же в курсе, да? Может, свистнешь? Нам всё спокойней будет.
– Я уточню, – пообещал Соболев.
Артем кивнул и снова уставился на костяшки бледных пальцев.
Соболев осторожно спросил:
– А у вас есть уже понятки, как все с Неушевым было? Четко против него работали, с ним втемную сыграли или он подставился, а они воспользовались?
– Да все может быть, – сказал Артем неохотно. – Этих раскрутим – поймем.
– А он пока сидеть будет?
– Кто, Неушев-то? А куда он денется. Будет. А что?
– Ну как. Арест же на этой неделе должен продлеваться. Если все так резко меняется, он ведь и соскочить может.
Артем вздохнул, подцепил пальцем чашку, неровно раскрашенную кофейной пенкой, и сказал, возя донышком по скатерти:
– Так ты из-за Неушева, короче.
Соболев обругал себя и осведомился:
– А ты против?
Артем выпятил губу, подумал и сообщил:
– Да мне все равно – это ж типа не мое дело. По этому… сто два-сто одиннадцать 12 , короче, я формально не слежу совсем. Но там всё вроде гладко. Так что продлят арест, не беспокойся.
12
Номера статей «Убийство» и «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» УК РФ
– Так он же не убивал, говорят.
– Он не уверен.
Артем ухмыльнулся, остановил чашку и поднял глаза. В глазах была чистая серая злоба.
– Не уверен, а? Прикинь. Двум бабам бошки в брызги, как тыквы – а он не уверен. Тварь.
Соболев помедлил, но все-таки спросил:
– А ты уверен?
Артем обмяк и снова принялся наблюдать за фарфоровым танцем. Сказал неохотно:
– Да похер разница – уверен, не уверен, он, не он. Кабы не он, они жив-здоровы были бы. Это стопудово.