Варяг
Шрифт:
Невольно напомнив себе таким кружным путем о кровоточащем затылке, Эрик стал осторожно его пальпировать. Результат самообследования не мог не порадовать. Кость, вроде, цела. Сама рана рваная, но неглубокая, хоть и кровит прилично. Уж не знаю, кто и чем меня по головушке приласкал, однако удар, по счастью, прошел вскользь, а частичное скальпирование – пустяки. Во всяком случае, это вам не множественные переломы с последующим летальным исходом, как того следовало бы ожидать от встречи с землей на приличной скорости. И впрямь, мистика.
Тут над головой у него послышались тяжелые шаги, поскрипывание неплотно пригнанных досок, и
– Эй, вы! Живы аль нет? – басовито осведомился мужской голос.
– Покуда не померли, – жизнерадостно отозвался Козьма. – Мож, што доброе скажешь? А, Данила? Князь-то воротился?
– Ноне воротился, – угрюмо ответил бас. – Да тока тебе с того добра ждать не след. А и дурень же ты, Кузяха! – в сердцах ругнулся Данила и сочувственно заметил: – С кем тягаться удумал? С тиуном. От, помяни мое слово, поставят тя на правеж – отведаешь батогов.
– То в княжьей воле. Как ён решит, так тому и быть, – рассудительно возразил колодник, закончив утверждением: – А князь у нас праведный.
– Дурень ты, дурень и есть, коли в правый суд по сю пору веруешь, – с сочувственным вздохом заметил Данила, сворачивая никчемную дискуссию. – Дондеже сиди. Князю вторый, што с тобой, потребен. В гридню ево привесть велено.
Не поняв, наверное, половины слов, Эрик всё же догадался, что речь идет о нем, и воодушевился. Вот и ладно. Глядишь, разберусь, наконец, что к чему. А то: князь, тиун, батоги… Глаза его уже привыкли к свету, и он увидел, как из освещённого отверстия в паре метров у него над головой спускается грубая деревянная лестница. Заодно мельком успел разглядеть соседа по узилищу, который оказался кряжистым курносым мужиком, на вид лет сорока, с всклокоченной бородой и давно нечёсаными волосами на голове. Одет он был в… Эрик понятия не имел, как это называется, но интуитивно окрестил просторную длинную рубаху и штаны из грубой толстой ткани, похожей на мешковину, рубищем. Колодник сидел на соломе, привалившись к бревенчатой стенке. Грязные босые ноги так комично торчали из деревянных оков, что Эрик едва сдержал улыбку.
– Вылазь, нашелец, – скомандовал сверху Данила.
– Ну, прощевай покедова, Ерик, – бодро напутствовал его неунывающий Козьма. – Авось и свидимся ищо.
Кивнув колоднику, он буркнул на прощание: «Все возможно…» и стал карабкаться по шаткой лестнице. Наверху его встретил дородный дядька, облик которого, пожалуй что, кого угодно заставил бы усомниться в собственной адекватности. Дядька сильно смахивал на Илью Муромца из знаменитой васнецовской троицы русских витязей в «Третьяковке».
Как будто с него и писали. Та же брутальная физиономия мужика зрелого возраста в сочетании с сурово-сосредоточенным взглядом и окладистой бородищей. Та же богатырская стать: при не шибко высоком росте широченные покатые плечи, могучие ручищи и бочкообразная грудь, плавно переходящая в объемистый живот. Та же и экипировка: на голове остроконечный шлем, тело покрыто кольчугой, доходящей до колен, на поясе болтаются ножны с длинным мечом. Словом, всё как полагается.
Не меньший сумбур в мысли Эрика внёс его собственный прикид, на который он только теперь удосужился обратить внимание – раньше как-то не до того было. Мама дорогая, это в какой же психушке меня так приодели? Красно-бело-синий комбез сменила безразмерная рубаха из грубой холстины, надетая прямо на голое тело, и такие же штаны – всё, точь-в-точь как у Козьмы. Правда, в отличие от последнего, какая-никакая обувка у Эрика имелась. На ногах красовалось нечто отдалённо напоминающее… мокасины. Ну, в общем, что-то, состряпанное из лоскута толстой кожи и перетянутое кожаными ремешками.
Ответа на вопросы – куда, собственно подевался комбез, где «крыло» вместе с ранцем и куда запропастились очки, шлем, «высотник», кроссовки, футболка, носки и… нижнее белье, – у него не нашлось. Впрочем, можно было догадаться, что и парашютное снаряжение, и одежда, очевидно, сменили владельца. Мало того, что обобрали, так ещё и по репе настучали, ну или в обратном порядке, резюмировал Эрик. А, с другой стороны, всё могло закончиться и значительно хуже.
– Спасибо, не убили, – вслух произнес он.
Данила, занятый водворением на место массивной деревянной крышки, запиравшей поруб, и прилаживанием на место тяжеленного засова, на это замечание никак не отреагировал. Тогда Эрик, оторвавшись от созерцания своего облачения, решил осмотреться. Ничего, что помогло бы хоть как-то прояснить ситуацию, он не увидел по одной простой причине: то, что Козьма назвал порубом, было обустроено в углу поросшего жухлой травой небольшого, буквально четыре на четыре метра дворика, образованного тремя глухими бревенчатыми стенами каких-то строений непонятного назначения и высоким тёсовым забором с калиткой посередине.
Ничего, ещё не вечер, обнадежил себя Эрик. Куда-то же этот Данила меня отсюда поведет. Тот закончил возиться с крышкой и молчком направился к выходу со двора, кивком головы предложив следовать за ним. Однако оказавшись за калиткой, Эрик, едва успев по инерции сделать шаг-другой, застыл как вкопанный. Было от чего. Он словно бы очутился вдруг в музее деревянного зодчества под открытым небом. Нечто похожее ему доводилось лицезреть, теперь уж и не вспомнить, где точно: то ли в Костроме, то ли в Великом Новгороде. Только сейчас его со всех сторон окружала самая что ни на есть взаправдашняя старина. Это был полностью построенный из дерева небольшой древний город. Или крепость. Или то и другое одновременно. Люди на улице тоже выглядели под стать современникам Ильи Муромца, то есть вполне соответствовали былинному облику Данилы и его россказням о князьях, тиунах, батогах и чёрт его разберёт, о чём ещё. Это что ж за наваждение такое?
– Паки, паки… Иже херувимы… – пробормотал Эрик, припомнив реплику из булгаковского «Ивана Васильевича», который благодаря Гайдаю, менял профессию.
– Чаво? – озадаченно переспросил Данила, покосившись на своего подопечного.
Остекленевший взгляд Эрика и явственно читавшееся на лице растерянно-беспомощное выражение, отбили у конвоира всяческую охоту задавать уточняющие вопросы. Бог весть, какими соображениями он руководствовался, но выводы на сей счет сделал довольно быстро, решив, по-видимому, что имеет дело с умалишенным. Сочувственно глядя на Эрика, Данила лишь понимающе покачал головой и, пробормотав: «Эк тя разобрало-та», потрепал его по плечу, напомнив таким деликатным манером, что надо бы двигаться дальше.