Вас сюда не звали!
Шрифт:
Не вышел, паскуда. Видно, понял, что вру.
Да вот же он, за спинами других спрятался и к двери пробирается. Думает, я не вижу. Смешной такой. Зачем мне вообще что-то видеть?
Хватаю его за ухо и веду, как непослушного ребенка. Только с места не двигаюсь при этом и вообще не шевелюсь. Ну да, теперь-то я и не такое могу.
– Великий Отец недоволен, - говорю я господину Червяку.
– Не нравится ему жертва. Видишь, и меня он тоже не хочет. Может, с тобой нам больше повезет? Давай попробуем. Повторяй за мной: юлюмдан бизи кюрумак...
Молчит, рыбья кровь, даже умолять не пытается. И правильно.
Толку-то?
Когда лысая голова уходит под воду, та шипит, брызгает в стороны и пузырями идет, будто вскипела. Я осторожно, чтобы не упасть, толкаю застывшее у кромки бассейна тело ногой, и оно грузно оседает, как мешок со свежей требухой.
Головы у него больше нет.
– Но ему же и этого мало, вашему Великому Отцу?
– весело спрашиваю у тех, кто пока еще жив.
– Ему вечно мало. Жадный ублюдок. Ладно. Кто следующий? Тьфу, вы ж ни упыря не понимаете. Ладно, как там оно по-вашему-то... Быр сонлак ки олла джя?
Долго, целую вечность, они просто таращатся на меня, и вдруг бросаются прочь, вопя и толкаясь, без всякой жалости топча упавших.
В каморке становится нечем дышать, она будто сжимается, стискивая со всех сторон. Я повожу плечами и стены разлетаются в щепки, как трухлявый ящик от хорошего пинка. Ветер хлещет по лицу, но так даже лучше. Не хочу умирать в духоте и вони.
Сама по себе смерть почему-то не пугает. Страшно только, что тело может умереть раньше, чем я найду способ разрушить этот проклятый шар, потому что тогда я навсегда останусь его частью, а это целая вечность, в которой нет ничего, кроме боли и приказов.
Что-то со свистом рассекло воздух, оцарапало щеку, и я поняла: все, думать уже некогда Пора действовать.
Бросаю корабль вниз, туда, где ветер несет над волнами соленые брызги. Предки, да почему же так медленно? Шарахаюсь в сторону от летящего в живот топора, сшибаю на подлете тяжелый метательный нож и падаю на колени прямо в бассейн, пропуская над головой целый залп самострельных болтов. Мишень из меня что надо -проклятый шар будто прилип к моим рукам и сияет, будто розовое солнце.
Тогда я дотягиваюсь до кормы. Не руками, нет. Так, как только что господина Червяка за ухо дергала, только сильнее. Корабль вздрагивает, стонет надрывно и жутко, будто умирающее морское чудовище, доски палубы вспухают огромным нарывом и лопаются с оглушающим треском, обнажая черный провал трюма. Медленно, как в кошмарном сне, вся кормовая часть огромного корабля кренится все ниже и ниже, и вдруг исчезает, унося с собой вопящих, обезумевших от ужаса людей.
Оглушительный всплеск - и крики оборвались. Так, будто звук ножом срезало.
Но все это я зацепила самым краешком сознания, потому что с шаром как раз начало твориться что-то странное: он мелко задрожал, чуть сжался, а потом вдруг треснул надвое, как гнилая тыква и большая половина ухнула в бассейн, окатив меня брызгами. Оставшийся кусок вспыхнул ярче и задергался, будто вырваться хотел. Я опустила взгляд и невольно вздрогнула: темная, будто чем-то подкрашенная вода, теперь стала совершенно прозрачной и сквозь нее я видела грязноватое дно бассейна, немного песка на нем и мои собственные колени, облепленные мокрыми штанами.
Отпавшего куска шара в бассейне не было.
Вот тут-то я и сообразила: ломая корабль я сломала и шар. Выходит, чтобы уничтожить его совсем, надо разбить остатки корабля в щепки, чтоб и собирать было нечего. Если повезет, проклятый шар тоже рассыплется и все его пленники освободятся. Дело было за малым: найти, обо что можно как следует разбиться.
Сил в покалеченном шаре осталось всего ничего, и набрать высоту все никак не получалось. Иногда до днища доставало волной и тогда этот жалкий огрызок корабля взбрыкивал, будто пытаясь меня сбросить. Пришлось выбираться из бассейна и хвататься за что придется - тонуть мне уж точно никак нельзя.
В полулиге справа был небольшой каменистый остров. Я его, конечно, не видела, просто чувствовала, что он там и для моих целей вполне сгодился бы, да только поворачивать уже поздно. Проскочим. Да и пес с ним, все равно берег прямо по курсу. Только бы дотянуть.
Дотянули, да. И что толку?
Лишившись половины корпуса, дурацкая посудина стала неуправляемой и лучшее, на что я была способна с жалкими остатками шара - это кое-как держать направление и подталкивать, чтоб летел быстрее. Не удивительно, что мимо прибрежных скал я попросту промахнулась. Прилично так, шагов на двести. И вместо того, чтобы грохнуться о камни и разлететься в щепки, то, что осталось от корабря, чиркнуло брюхом по воде, накренилось, черпнуло носом, вылетело на берег и закувыркалось там, грохоча и подпрыгивая.
А я только и могла, что ворочаться в полосе прибоя, куда меня выбросило, глотать грязную пену и цепляться одной рукой за песок, чтобы не смыло обратно в море. В другой все так же светился кусок проклятого шара. Совсем маленький, но и такого хватит, чтобы мучить меня пес знает сколько лет, пока обезображенные останки корабля не истлеют и на рассыплются сами собой.
Темно было, как в погребе, но мне не надо было видеть то, что осталось от корабля. Я все еще его чувствовала. Так же, как собственную руку, или ногу. Или этот вот кусок шара. Да, и вот же еще дурацкая шутка моей дурацкой судьбы: уцелела-то как раз та самая комнатушка с крючьми в потолке, где держали Ингвара. Это что же получается, если бы мой план с самого начала не полетел ко всем упырям, он бы сейчас...
Стоп.
Некогда сырость разводить. Пока я все еще способна связно думать, но это ненадолго. И лучше бы мне успеть что-нибудь сделать с остатками корабля, чтоб их подняло да хлопнуло.
Стоп. Подняло... да хлопнуло? А что, может сработать.
Остатки своих собственных сил я истратила на то, чтобы отползти подальше от моря, но оно того стоило. Как-то, знаете ли, проще сосредоточится, если тебя волнами не захлестывает и соленая пена в нос не лезет. Потом я стиснула в кулаке маленький светящийся обломок, и потянула последний кусок корабля вверх.