Вас сюда не звали!
Шрифт:
Он дернулся и заскрипел, но с места не сдвинулся. Видно, успел увязнуть в мокром песке. Слишком мало осталось от проклятого шара, жалкие крохи той силы, что недавно огромный корабль сломала, как сухую ветку. Даже лодку не поднять, не то, что целую комнату.
Хэй, а как насчет меня? Во мне ведь тоже должно быть это самое, ради чего лысые уроды людей в шары сажают.
Да, вот но, прямо здесь, бери - не хочу.
И я взяла.
Чувство было такое, будто сама себе кишки выпустила. Зато остатки корабля взлетели, как будто ими из катапульты выстрелили. Часть меня летела вместе с ними,
Легкой дороги, кан кардэшьляшь. Пусть ваш придуманный бог будет к вам добр.
Я закрыла глаза и приготовилась умереть.
Но, вместо этого, уснула.
Глава 9
Сначала былатолько боль во всем теле.
Потом жажда.
И это было просто отлично: значит, я все еще жива. Будь я мертвой, первым бы пришел голод. Остальные чувства тоже начали потихоньку возвращаться и оказалось вдруг, что под спиной у меня прохладный влажный песок, пахнет соленой водой, сырой древесиной и водорослями, а где-то совсем близко вздыхает море.
"Кермызы Танрим дайанк вэрмыктиды" - тут же откликнулась память. Красный Бог, дающий силу. Чужая память, чтоб ее. А я-то надеялась избавиться от нее вместе с проклятым шаром. Впрочем, тогда у меня хватало забот поважнее: для начала, неплохо бы перебраться в тень, пока солнце не начало припекать, а там можно и подумать, как бы мне вернуться в свой мир.
Я села, спрятала лицо в ладонях, чтоб не ослепило, и только потом открыла глаза. Сквозь щели между пальцами видно было только мои собственные коленки. Все в ссадинах и мелких порезах. Удивительно грязные и едва прикрытые драными штанами.
Так, а почему штаны красные?
Были серые. Это я помнила совершенно точно. Не от крови же в самом деле! Кровь, когда засыхает на ткани, становится бурой, а тут красный. Чистый и яркий, как... как плащ господина Червяка. Лохмотья, в которые превратилась моя рубаха, тоже оказались красными, а когда я кое-как разодрала натрое спутанный колтун на затылке и перекинула пряди вперед, чтобы заплести косу, оказалось, что и они окрасились тоже.
Да что же это такое?
Но как только я поднялась на ноги, этот вопрос отпал сам собой. Потому что я наконец-то увидела здешнее море при дневном свете. В этом ненормальном мире оно было красным. Таким ярко-ярко красным, что глазам больно смотреть, как будто в него опрокинули сто тысяч тысяч бочек "изысканного рубинового".
Ну конечно! Красный Бог, Кермызы Танрим.
Вот почему на лысых жрецах красные плащи, а казнь через обливание морской водой называют прикосновением бога. Море - это бог, а бог - это море. Эти идиоты всерьез верят, что огромная лужа отравленной воды может от чего-то спасти. Впрочем, это вообще не мое дело. Пусть они в своем дурацком мире хоть колесу молятся, лишь бы в мой лезть перестали. А они перестанут. Уж я об этом позабочусь.
Только ничего сделать я не успела.
– Ольмэк, джеды!
– крикнули сзади и что-то большое пролетело над моей головой..
Камень. В меня опять летят камни. "Ольмэк" значит смерть, "джежы" - это, наверное, про меня. Еще бы вспомнить, как по-здешнему будет...
Тут еще один камень ударил в плечо. Не так уж сильно, но и этого хватило, чтобы до меня дошло: думать некогда. Пора действовать.
– Стой! Подожди!
– завопила я.- Не убивай! Я тебе дверь между мирами открою! Ачиа сэн! Ачиа капыйи! Дияшь... дияшь жяне ттин!
Слов мучительно не хватало. Вместо "дверь" брякнула "ворота", вместо "другой мир" - "другое небо". Но, вроде, сработало, потому что камни в меня больше не кидали.
– Юз кюле!
– крикнула я на удачу. Сотня рабов, конечно, мало, но это самое большое число, которое я знала.
– Юз юз кюле! Юз алтын!
Главное, в свой мир попасть, а там как-нибудь отделаюсь от этого...
– Йаланашь!
– крикнул другой голос.
– Джеды йалан! Ону ольдурмэ!
Еще один. И он считает, что я лгу, и лучше меня прикончить сразу. Предки, ну почему в этой проклятой чужой памяти нет ни одного нужного слова?
– Хайишь!
– я отчаянно замотала головой.
– Ачиа шшимды, ольмэк ардындан!
Ну да, все, на что меня тогда хватило, это "открыть сейчас, смерть позже", и то наверняка половину слов неправильно произнесла.
– И-йи, хайды гиделлим!
– решился первый голос, и добавил угрожающе - Аптал челышын ве сени ольдуреджним.
Вот тут я уже мало что поняла, только главное: если вздумаю чудить, они меня убьют.
Когда они подошли ближе, оказалось, что их не двое, а целых семеро. Все казались смутно незнакомыми. А не те ли это ребятки, что ночью пытались меня за борт выбросить? Только непонятно, как им удалось выжить. Разве только с прятались в той комнатушке с крючьями, но тогда...
– Гидын!
– грубо окликнул меня тот, что у них был за главного. Этого слова я то тоже не знала, но жестами он явно показывал: пойдем, мол.
Вот только стоило мне шевельнуться, как эти странные люди шарахнулись во все стороны, что-то бормоча про "назашь" и сплевывая сквозь растопыренные "козой" пальцы. И тогда до меня дошла вся нелепость происходящего: они ведь и пальцем меня тронуть не могут, пока моя одежда их богом уделана! Ха, да я любого из них могла бы к праотцам отправить - надо только обнять покрепче и не отпускать, пока брыкаться не перестанет. Да толку-то? Со всеми сразу такой трюк не провернуть. Значит, придется молчать, подчиняться, и молить предков, чтоб моя удача ко мне вернулась.
Шли недолго. Всего-то с пол лиги вдоль берега, а потом еще столько же по кривой узкой тропинке через лес, пока не оказались на большой, хорошо утоптанной поляне со старым кострищем в центре. Вот только это была не та поляна, где стоял лагерем господин Жаба и не тот лес, по которому я бегала в тот день, когда очутилась в этом дурацком мире. Уж в этом я была уверена.
– Капыйи ач!
– коротко приказали мне. Открывай, мол.
– Хайишь, - я замотала головой, - капыйи хайишь!
"Нет, не могу", то есть. Как открыть то, чего нет?