Ваше благородие
Шрифт:
— Никаких. Пока. Уверен, организуй повторную операцию, получим аналогичный результат.
— Согласен. Правильно отмечается в ориентировке НКВД СССР — мы ее только получили, — что в основе тактики подразделений УПА лежит мобильность и превосходное знание местности. Если это помножить на хорошо налаженную разведку да инициативность командного состава, высокую маневренность… Одним словом, операции надо продумывать с учетом этих характеристик.
— Не очень-то ясно. УПА — враждебные или дружеские формирования? Какую ставить людям задачу: боевую или служебно-боевую?
— Боевая
— В таком случае право первого выстрела принадлежит боевикам?
— Одним словом правило для каждого конкретного случая не сформулируешь. Много оговорок. Есть еще понятия «угроза оружием», «попытка применения оружия». Они во многих случаях приемлемы для принятия решения на открытие огня на поражение. Война упростила это, но только не для нас.
Василь не находил себе места. О том, что чекистско-войсковая операция энкавэдистов обречена на провал, он знал уже накануне ее проведения. Тарас запретил уходить на ночь по домам, что само по себе настораживало. Такого не было давно, а если случалось, то по чрезвычайным обс юятельствам. Четовой ничего не объяснял.
— Сегодня увольнение запрещено, — ответил он на немой вопрос подчиненных.
— Надо бы заранее предупреждать, чтобы родные не тревожились, — высказал недовольство пожилой боевик. — В скором времени постоянно придется здесь находиться.
— При немцах так было. Сейчас-то зачем?
— Были фрицы, теперь москали.
— Они нас не трогают.
— Временно.
— Мы всегда знали, что делает командир и зачем. Теперь в обход нас тайные замыслы строит. Нехорошо это.
— Ты, Уховострый, — повернулся Тарас к надоедливому боевику, — прожил много, воевал неплохо, а не всегда понимаешь, что к чему. Зачем мне во всеуслышание говорить о тайнах, которые нельзя разглашать! Я даже роевым перестал сообщать о ненужных им сведениях. Болтунов развелось много. С немцами было легче. С ними никто говорить не хотел, теперь с красноармейцами каждый не прочь о своих делах побеседовать, выяснить, что и как там в стране. Оттого опасность раскрытия тайны возросла многократно.
— Свои люди, как же не поговорить.
— Еще разок совершим нападение на красноармейцев, «свои люди» покажут, где раки зимуют, — вступил в разговор роевой Мечтатель.
Уховострый отошел, недовольно ворча под нос проклятия неизвестно в чей адрес.
— Тарас! — обратился Василь к четовому. — Зачем третий рой совершил нападение на красноармейцев у трофейных автомашин, на группу офицеров у разрушенной мельницы?
— Так надо.
— Подставляем же себя. Ответные меры обязательно будут.
— Нам нужен успех. Иначе люди к нам не пойдут. Скоро наступит теплое время, создадим полнокровную чету. Начнем активные боевые действия.
— Нас сразу разобьют.
— Как,
— Нужно набрать и обучить хотя бы сотню.
— В нашем районе ее не наберешь никогда. Это там, в Западной Украине, существуют курени до двухсот повстанцев, не говоря о сотнях.
— Почему людей не отпустили?
— Узнаешь попозже.
— За нами, возможно, наблюдают. Если не возвратились к вечеру заготовители дров, могут появиться у них всякие мысли.
— Пусть думают, что хотят. Мы им нос утрем.
— Надо поосторожнее с военными, людей поберечь.
— Этим я и занимаюсь. Ты больше думай, как тебе рой сформировать побыстрее.
К вечеру похолодало. Боевики, разбившись на группы по четыре-пять человек, жгли костры, ужинали тем, что осталось от обеда. На ночь никто не планировал оставаться в лесу, поэтому большинство смотрели на языки пламени натощак, мечтая поскорее попасть домой в теплую постель после горячих галушек и доброго шматка сала.
Василь с единственным оставшимся боевиком из его роя, которого четовой назначил заместителем Мечтателя, сидели возле своего костерка. Ни у того, ни у другого запасов еды не осталось. Настроения от этого не прибавилось.
— Чего загрустил? — посмотрел Василь на подчиненного. — Читал проект устава для повстанцев? Там сказано, надо стойко переносить тяготы и лишения службы.
— Какой уж год одни «тяготы и лишения»! Думали, прогонят немцев, жизнь опять войдет в привычное русло. Ан нет. Снова браться за оружие. Тарас говорит, что наши западные братья-украинцы ведут сейчас борьбу с Армией Крайовой, изгоняют поляков со своих исконных земель. Там есть смысл в существовании УПА. Поляки — извечные враги нашего народа. Захватили наши земли, убивают украинцев, говоря при этом, что очищают свои территории. У нас здесь другое дело. В Советском Союзе мы жили и не чувствовали какого-то угнетения со стороны другой нации. Все были равны. Теперь вновь появились «москали», «кацапы», нас обзывают хохлами. Ради чего все это? УПА — пустое дело у нас здесь.
— Скажи спасибо, повстанец, что кимарил и не слышал твоего душеизлияния. За такие мысли можно головой поплатиться.
— Все чаще вспоминаю Зубило из Кочмаревки. Сидит сейчас в теплой хате, ужинает с женой и детьми. А мы преодолеваем «тяготы и лишения», смотрим на небеса и молим в душе бога, чтобы дождь не пошел.
— Будь у меня в отделении хотя бы еще один человек, выдал бы я тебя Тарасу с твоими разлагающими сознание мыслями.
— Тогда бы я излагал их кому-то другому.
— Держи при себе.
— Я не считаю тебя глупым человеком, роевой.
Наступила вторая половина ночи, разговоры около костров стихли. Огонь едва теплится, хочется спать, тяжело давит на сознание неизвестность, нервничает Тарас — по радио должна поступить важная информация, а ее нет. Вскоре один за другим начали приходить из сел люди. К костру Василя подсели двое молодых парней, угостили боевиков салом, дали по краюшке черного хлеба.
— Вы, ребята, зачем сюда прибыли?
— Поступило сообщение, что завтра утром в селе будет облава. Если останемся дома, забреют нас в Красную Армию.