Ваше благородие
Шрифт:
— Читаю бумагу НКВД СССР, — переключился Сергей на другую тему, — оперативная обстановка в тылу будто с наших оперативных сводок списана. Повсюду одно и то же.
— И везде так проваливают операции, как мы?
— Не должно бы. Смех и грех, не операция. В ориентировке подчеркивается, покушение на командующего 1-м Украинским фронтом генерала Ватутина боевиков УПА должно активизировать борьбу с бандитскими формированиями.
— Повсеместно изменится теперь отношение к ним. Самим себе не хочется признаться, робко мы включаемся
— Не научились мы еще быстро перестраиваться. 1-й Украинский для очистки тыла и коммуникаций выделяет кавалерийскую дивизию, усиленную бронетехникой, — посмотрел Бодров в лежавшую перед ним ориентировку.
— Там обстановка сложнее. Западные украинцы — закоренелые самостийцы. У нас должно быть попроще. Нет такой враждебности у населения ко всему советскому, к Красной Армии и войскам НКВД.
— Надо ожидать резкого усиления требований к результатам чекистско-войсковых операций. Николай Михайлович предупредил об этом. Чем ответим?
— Надо собрать командный состав, выработать согласованное решение.
— И опять провалим. У нас постоянно происходит утечка информации.
— А как иначе?
— Рассчитайте операцию по-другому. Во-первых, чтобы кроме нас двоих никто не догадывался о замысле.
— Но это трудно.
— Без труда не вынешь рыбку из пруда. Мы поступим так… Придвигайся поближе, обсудим идею…
Вечером командира полка посетила фельдшер Тамара. Зная силу собственных женских чар, она кокетливо повела плечами, мило улыбнулась, взмахнула пару раз ресницами.
— Пришла проведать подопечного. Как идет поправка здоровья?
— Здоровье слава богу.
— Дайте посмотрю на раны.
Тамара прикоснулась к подзажившим покрасневшим местам на губах, погладила их. Потом неожиданно приблизила свое лицо и крепко поцеловала.
— Вот это зря, — сказал Бодров.
— Проверила, больно или нет.
— Для женщины опасна такая проверка, можно разбудить в мужчине зверя.
— Весьма забавно было бы посмотреть. — Женщина вновь передернула плечами, взяла табуретку, придвинулась, села глаза в глаза.
— Тамара, мне некогда пустыми разговорами заниматься.
— Можно без разговоров.
Она вновь приблизила лицо, намереваясь поцеловать. Но Сергей отстранился.
— О чем вы думали, когда шли сюда?
— Ни о чем.
— Мы с вами чужие люди, а вы делаете грубую попытку сблизиться. Обычно так поступают нахальные парни в юном возрасте.
— С грустью вспоминаю те годы. Играли в бутылочку, целовались. Но то была просто игра без увлечения и проявления чувств.
— То же и сейчас, к тому же нас разделяют определенные служебные отношения.
— У всех командиров высокого ранга есть фронтовые подруги.
— До таких чинов мне далеко.
— Командир отдельного полка — фигура подходящая для этого.
— У меня пока нет настроя на веселый лад.
— Я понимаю, провалилась
— Вы готовы помочь?
— Я уже три года на войне. Жизнь идет мимо.
— Не отягощайтесь подобными думами, они мешают службе.
— Сергей Николаевич, я хочу близости с вами, любить вас.
Женщина во все глаза смотрела на Бодрова, щеки ее пылали, губы трепетно подрагивали. Она навалилась на стол командира, схватила руку Бодрова, прижала к лицу.
— Тамара, успокойтесь, погасите желания, — отодвинулся Сергей от напиравшей страсти. — Если ваших чувств не разделяют, откажитесь от них, не связывайтесь с пустотой, не унижайте свое достоинство. Оно еще принесет радость другому человеку.
— Вы меня убиваете! Я поняла, что не по сердцу вам. Но позвольте мне быть с вами рядом, по возможности смотреть на вас, дышать одним воздухом, быть поблизости при проведении операции, боюсь за вас. Когда намечается очередная?
Фельдшер как-то быстро успокоилась, деловито поправила волосы, одежду, облокотилась о стол, внимательно посмотрела на командира постным взглядом.
— Операцию проведем вскорости в населенных пунктах. Подготовьте материалы для ротных санитарных инструкторов, сами будьте начеку. Зачем спросили?
— Не люблю внезапных дел. Обязательно что-нибудь забудешь, потом переживаешь, — ответила она, поднявшись.
Сергей вздохнул с облегчением, посмотрев на захлопнувшуюся за Тамарой дверь. Вновь шел дождь, барабанил по стеклу, пузырились лужи. Всплыли в памяти слова Тамары об операции: «…когда очередная?»
«Бред какой-то, — выругал себя. — Эдак по углам скоро чертики зашевелятся».
Вспомнились ее колени, притягивающие взгляд, нахальные глаза, призывно глядевшие в упор, недвусмысленное поведение. Вроде бы женщина симпатичная, с привлекательными манерами, однако что-то настораживало. Он пытался уловить это «что-то», но доступные, слегка раздвинутые коленки гостьи сбивали с мысли.
Посыпал град. Стекла зазвенели музыкой ненастья, земля быстро начала покрываться белым налетом. На подоконнике снаружи сидела пара голубей. Нахохлившись, они прижимались к раме, из-под которой, похоже, струилось комнатное тепло.
Зазвонил телефон.
— Как погодка? — послышался голос Николая Михайловича.
— В окно смотреть не хочется.
— Зря не глядишь. На небе радуга от горизонта до горизонта, причем едва ли не по зениту. А если она высокая, быть солнечной погоде.
— Хорошо бы. Надоела кислятина. Не весна, одна распутица.
— Какие в этой связи мысли?
— Проведем операцию, как только подсушит.
— Какова вероятность успеха?
— Думаю, максимальная.
— Идите ко мне, доложите замысел. Начальник войск требует решительных действий по очистке тыла. Еще один провал исключается.