Вашингтонская история
Шрифт:
У нее было какое-то странное ощущение, точно он вызубрил все это наизусть и произносил машинально, как разносчик, который ходит от двери к двери, а ее ответов даже не слышал. Стенографистка потрудилась на славу, все было записано, так что не имело значения, слышал агент ее ответы или не слышал. И Фейс вдруг захотелось наброситься на него с кулаками, заставитьего услышать, понять, что перед ним живое существо. Но она знала, что это бесполезно.
— Да, — сказала она, — я хочу кое-что добавить! — Она помолчала, проверяя какое впечатление произвели ее слова. Но лицо его оставалось бесстрастным. Зато на стенографистку они оказали свое действие: она спокойно закрыла блокнот и стала собирать свои вещи. Говорить что-либо теперь было вдвойне бессмысленно. И все-таки Фейс заговорила.
— Во-первых, я не понимаю, — начала она, — зачем меня сюда вызвали. Мне непонятна цель этого расследования: чего, собственно, от меня хотят? Я ничего плохого не сделала, так что вы понапрасну тратите время, а также деньги налогоплательщиков. Многие вопросы, которые вы задали, мне не понравились! Я считаю их неправомерными и пристрастными! Я считаю…
— Ну ладно, хватит… — прервал ее агент. — Если к этому сводится вся ваша болтовня, я просто занесу в протокол, что вы заявили протест. Так у нас принято. А то только зря будем тратить время и бумагу. — Он кивнул стенографистке, и она что-то приписала. — Разговор окончен. Явитесь завтра в десять утра подписать протокол.
— Премного благодарна, — бросила Фейс, задыхаясь от злости. — Только завтра я к вам не приду! И ничего подписывать не стану, пока рядом со мной не будет адвоката и я не буду иметь возможности сама задавать вопросы.
— А я бы вам советовал прийти, — зловеще сказал он, но на лице его промелькнула тень беспокойства. — Наверху не очень любят, когда протокол не подписан.
— Ничего подписывать я не стану, —заявила Фейс. — Я свободна?
Она боялась за себя: еще минута, и она бросит ему в голову мраморный чернильный прибор, стоящий перед ним на столе, и тогда неприятностей не оберешься. Надо поскорее уходить, а то она не выдержит: в ней закипала такая ярость, что, казалось, она сейчас взорвется вместе с этим зданием и всем, что в нем есть. Единственное, что ее удерживало от взрыва, — дурацкая мысль: «Ведь я же сеньорита, испанка!» Мысль эта была настолько нелепа, что Фейс чуть не рассмеялась вслух и сразу взяла себя в руки.
Когда за ней, наконец, явился дежурный, агент поспешил отпустить ее и, повернувшись к стенографистке, заметил:
— Ох, детка, ну и задала она мне жару!
Лишь когда Фейс снова очутилась на душной, пышущей зноем улице и почувствовала себя на свободе, она начала успокаиваться. После того, что было в комиссии, все это казалось фарсом, верхом абсурда. Она прислонилась к фонарю и расхохоталась. Какие же они напыщенные ослы, идиоты! Какие… какие… Но ничего другого она придумать не могла. И вдруг она вздрогнула, по телу ее пробежал озноб. Да нет же! Это не сон, это действительность! Она недооценивает их, недооценивает сегодняшнего расследования. Вся эта возня нужна им только для вида. Какие немыслимые дни она переживала, каких немыслимых встречала людей, в какие немыслимые попадала переплеты. И все-таки это было явью. Мучительной явью. Теперь главное — заставить себя понять, что там, у них,собирают материал и складывают в секретную папку с надписью «Фейс Вэнс».
И все это происходит в Соединенных Штатах Америки.
Обессиленная, дрожащая, направилась она в контору Дейна Чэндлера. И только одна мысль владела Фейс: что сталось бы с ней, если б не он?
8
Стояла особая предрассветная тишина. Фейс проснулась от шума и грохота в ванной — должно быть, это Тэчер там буянит; она лежала и прислушивалась, делая вид будто спит. Тэчер не обедал дома и даже не предупредил ее об этом. Измученная событиями минувшего дня, она легла в девять часов, но с твердым решением не спать и дождаться мужа. Ей хотелось поговорить с ним. «Хорошо, что я его не дождалась», — подумала сейчас Фейс.
Она лежала на деревянной кровати в тонкой ночкой сорочке, прикрытая лишь простыней. Но и это казалось лишним в душной и влажной ночи без малейшего ветерка. Все окна были распахнуты настежь; Фейс слышала кваканье лягушек и нескончаемое, настойчивое стрекотанье кузнечиков. Вдали залаяла собака — должно быть в негритянском квартале, и прокричал козодой. Да, несмотря на европейскую архитектуру, Вашингтон — это все-таки американский юг. Внезапно до Фейс донесся звук, какой редко можно услышать в большом городе, — звук, почему-то наполнивший ее неизъяснимой грустью: свисток паровоза. И даже не свисток, а рыдание, всхлип — словно машина оплакивала участь человека.
Визит к Дейну Чэндлеру не улучшил настроения Фейс. Чэндлер с серьезным видом выслушал ее рассказ о допросе и сделал несколько пометок в записной книжке. Он, казалось, торопился и нервничал, — только по окончании их краткой беседы он одарил ее своей открытой, чуть печальной, как у Дон-Кихота, улыбкой, которая так нравилась ей. Уже уходя, она вскользь упомянула, что была у Моди Винсента. Лицо Чэндлера снова приняло серьезное выражение.
— Жаль, что вы со мной сначала не посоветовались, — сказал он. — Я бы на вашем месте не стал встречаться с Моди Винсентом. Возможно, вы и не повредили себе, но уж, во всяком случае, это не принесло вам никакой пользы.
— Нет, принесло, — возразила она, — это меня кое-чему научило. Я, так сказать, сократила внутреннюю линию своей обороны.
— Ну что ж, — заметил Чэндлер, — будем считать это тактической победой.
И тем не менее после разговора с Чэндлером Фейс пришла в полное уныние. Она попыталась скрыть от него свое разочарование и была уверена, что ей это удалось. Все в том же подавленном настроении, глубоко задумавшись, направилась она домой и вдруг столкнулась с Илейн Биверли, выходившей из банка.
— А я думала, что вы в Мейне! — воскликнула Фейс, не пытаясь скрыть холодной враждебности.
— Ну что вы, дорогая! Какой там Мейн, когда дел по горло! — воскликнула миссис Биверли. — Я так рада, что мы с вами встретились. Я читала в газетах. Как-то бедняжка Тэчер? Вся эта шумиха в прессе, наверно, вконец измучила его!
— Право, не знаю, он мне ничего не говорил, — ответила Фейс, задетая за живое. — Нападают-то все-таки на меня, а он в стороне!