Вашингтонская история
Шрифт:
— Ничего, — ответила Фейс. — Дай мне сигарету, пожалуйста.
Некоторое время они молча курили. Тэчер, бросив сигарету, принялся грызть ноготь на левой руке.
— Тэчер, перестань! — прикрикнула на него Фейс.
Он покраснел и спрятал руку в карман.
— Надо решить, когда будет свадьба, — несколько натянуто сказал он.
— Скоро, — произнесла Фейс, — очень скоро.
— Мама считает, что мы должны подождать по крайней мере полгода.
— Так долго? — испугалась Фейс. — Не понимаю, зачем столько ждать. Ведь это целая вечность!
— Я тоже был против, но мама…
— Может, мы немножко уступим друг другу и сговоримся на конец октября? Как ты думаешь, она согласится?
— Возможно, — вздохнул Тэчер. — А насчет венчания…
— Мне все равно как — у мирового судьи или где угодно! — Сердце ее билось с поразительной быстротой.
— Мама настаивает на венчании в церкви — здесь, в Торнвуде, поскольку твоих родителей нет в живых. Кроме того, здешний пастор — старый друг нашей семьи, и у мамы тут много знакомых, которых она хочет пригласить на свадьбу.
— Честное слово, Тэчер, — сказала Фейс, уже не сдерживая раздражения, — пышная свадьба меня ничуть не прельщает! Но раз твоя мать хочет обвенчать нас в церкви — что ж, пусть, только не надо устраивать из этого спектакль. Просто несколько знакомых…
— Может, она и согласится. Постараюсь ее уговорить. Кстати, она предлагает нам провести медовый месяц в Торнвуде, — по ее мнению, это будет вполне в духе традиций, если я привезу молодую жену именно сюда… А потом мы можем поехать в Нью-Йорк пароходом из Норфолка.
Фейс не знала, заплакать ей или накричать на него. Она не сделала ни того, ни другого, но руки ее дрожали.
— Слушай, Тэчер, ведь выхожу замуж я, а не твоя мать! И выхожу я за тебя, а не за Торнвуд! Почему нельзя сделать все так, как захотим мы?..
— Все равно, — упрямо заявил Тэчер, — я считаю, что мама должна сказать свое слово…
Глядя на заходящее солнце и широкие плесы реки Раппаханок, Фейс впервые усомнилась в разумности их брака. И хотя Тэчер был рядом и держал ее руку, она почему-то почувствовала себя очень одинокой…
Все это Фейс перебирала в памяти, сидя перед зеркалом; потом вздохнула, перевязала волосы черной ленточкой и в последний раз провела помадой по губам. Она снова стала прежней, платье скрыло нагое тело, а вместе с ним все, что ее мимолетно огорчило. Сейчас у нее есть заботы поважнее. И есть Дейн Чэндлер, которому надо рассказать о последнем нанесенном ей ударе.
Обед был сплошной пыткой. Впрочем, в присутствии Джулии иначе и не бывало. Все шло чинно и благопристойно, и Тэчер обращался с женой, как с фигуркой из дрезденского фарфора. Он разыгрывал джентльмена с благородного старого Юга, и это вскоре стало нестерпимым. Но главным предметом его ухаживаний и забот, конечно, была мать.
— Я совсем без сил после этой поездки, — сказала Джулия, когда обед был окончен. — Если вы, нежные голубки, не возражаете, я, пожалуй, пойду в свою комнату.
— Я провожу тебя, мама, — встрепенулся Тэчер.
— Мой заботливый мальчик, — улыбнулась миссис Вэнс.
Тэчер галантно взял ее под руку.
Они явно хотели побыть наедине, и Фейс еще долго слышала доносившиеся из комнаты Джулии неясные голоса.
Гроза уже прошла, наступила сырая ночь, по небу, под молодым месяцем, летели облака. Оставшись в одиночестве, Фейс подошла к окну и долго смотрела на облака, потом, не находя себе места, присела к роялю. Она давно не упражнялась — все не было времени, — и сначала палъцы ее не слушались, попадали не на те клавиши, но постепенно приобрели прежнюю уверенность. Фейс наигрывала отрывки из «Иберии» Дебюсси, которую она столько раз исполняла в этой комнате для отца и матери. Музыка все больше оживала в ее памяти, и она, перейдя на другой темп, стала играть Les Parfums dans la nuit [13] , мысленно представляя себе одинокую песню гобоя, прерывистые звуки фаготов и скрипичное соло. Чудесная испанская ночь, темная и колдовская, созданная для тех, кому дорого все земное, — и для тех, кто любит.
13
Ароматы ночи (франц.).
Фейс не знала, сколько времени прошло, прежде чем Тэчер спустился вниз. Он вошел в гостиную явно рассерженный.
— Может, ты прекратишь этот шум? — сказал он. — Ты мешаешь маме спать.
Фейс оборвала звучный аккорд.
— Тэчер, — сказала она, подавляя дрожь, — почему ты вызвал сюда Джулию, не посоветовавшись со мной?
— Потому, — наливая себе виски, ответил он с нарочитой издевкой в голосе, — что ты безумно увлечена своей политикой и у тебя нет времени для Джини. А ей нужны и ласка и внимание — не черномазой же дуре ее воспитывать!
— Теперь у меня будет много времени, — сказала Фейс, сдерживая ярость. — Меня сегодня уволили. По причине неблагонадежности.
Тэчер поставил графин. Его рука слегка тряслась.
— Вот и правильно, — злорадно усмехнулся он. — Пусть теперь Каннингем попляшет!
— Правильно? — повторила она, думая, что ослышалась.
Тэчер залпом выпил виски.
— Должен признаться, я не ожидал, что они приплетут и неблагонадежность. Но так или иначе — теперь на это наплевать!
— Наплевать? Неужели ты думаешь, что с таким клеймом я смогу найти работу в частном или государственном учреждении?
— Во всяком случае, мне на это наплевать, — сказал Тэчер, наливая второй стакан.
— Прекрасно, — с ледяным спокойствием ответила Фейс, — с этого дня ты сам будешь содержать семью. И оплачивать все расходы.
— Ох! — Тэчер расставил ноги и стал медленно, как на палубе корабля, раскачиваться взад и вперед. — Опять ты за свое! Муж на содержании! Не беспокойся, как-нибудь справлюсь.
— Ты пьянствуешь с утра до ночи, а это, конечно, стоит недешево! — Гнев, накопившийся за много месяцев, теперь рвался наружу, душил ее, захлестывал, кружил в водоворотах. Она смутно сознавала, что пучина этого гнева может поглотить их обоих… но теперь ей было уже все равно.
Он искоса метнул на нее взгляд.
— Между прочим, пока я занят пьянством, хорошо ли тебе живется с Чэндлером?
Фейс побелела, мускулы ее лица напряглись.
— Как ты можешь выдумывать такую ложь? — закричала она. — О, Тэчер, как ты, должно быть, меня ненавидишь!