Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери
Шрифт:
– Наверное, – промямлила я, понимая, как глупо выглядела, и как глупо было бояться какой-то там иллюзии.
– Я всё проверю, – сказала Ягушевская. – Возможно, имело место вмешательство в иллюзию. А возможно… вы опять кого-нибудь притянули в свои мечты.
– Никого я не притягивала, – краснея возмутилась я. – Но там правда был лебедь. Чёрный.
– Я сам проверю, – сказал Слободан Будимирович и умчался, как на крыльях.
– Не ходите сегодня на занятия, Краснова, – Ягушевская поправила
Сделав два шага, я оглянулась и спросила:
– А чем занят Кош Невмертич, что не пришел на пресс-конференцию?
Ягушевская смерила меня задумчивым взглядом и ответила, вздохнув:
– По-моему, вам надо поменьше думать о Коше Невмертиче. И побольше – об учебе. Идите уже.
– Иду, – ответила я с раздражением. Вот зачем она тоже заговорила о ректоре с намёками? Кому какое дело, вообще?!
Уже подходя к своей комнате, в корпусе общежития, я вспомнила черного лебедя и сообразила, что меня так испугало. Глаза. Птица смотрела на меня вполне осмысленно, по-человечески. Со злобой и ненавистью.
14
Незнакомый парень – кудрявый и симпатичный, плюхнулся на стул рядом со мной. Он начал доставать из рюкзака учебники и тетради, а я удивленно уставилась на него – кто это решил занять Борькино место?
– Привет! – сказал парень. – Говорят, ты вчера на конференции перед Западным ковеном выступала?
– Борька! – ахнула я, наконец-то узнав его. – Что это с тобой случилось? А где очки?!
– Поменял на линзы, – ответил он и весело пожал плечами.
Пока я ошалело смотрела на него, мимо проходила Зайцева – белобрысенькая, маленькая, и остановилась, хихикнув.
– Боря! Тебе идет! – похвалила она.
Анчуткин кивнул ей, и этот довольный, ленивый кивок поразил меня ещё больше. Так мог кивать… Царёв! В ответ на восхищение Машки Колокольчиковой!.. Но никак не ботаник-Борька!
– Так что с конференцией? – напомнил он.
– Вообще ничего интересного, – ответила я, думая о странности его преображения. Анчуткину в очках я сразу выложила бы о лебеде, но сейчас не смогла рассказать об этом. Что-то останавливало. – А с тобой что случилось? С чего вдруг линзы?
– Надоело, – он усмехнулся и открыл учебник.
Надоело… Я заерзала на стуле, будто села на кнопку.
– Боря, – позвала я тихо, и он вопросительно поднял брови, отрываясь от учебника, – а ты с бабушкой об отце поговорил?
По его лицу точно пробежала тень, и он снова уткнулся в книгу.
– Поговорил? – я схватила книгу за край, пытаясь отобрать.
– Да, поговорил…
– И что она сказала?
– Родители погибли. Отец точно погиб. В автокатастрофе. Ты ошиблась, Василиса. Не мешай, я повторяю параграф.
Не мешай… Ну-ну… Я отпустила учебник и напористо спросила:
– А петерсит?
– Но ты же слышала только про Намибию, – Анчуткин мотнул головой, и я разглядела, что глаза у него – карие, с янтарными пятнышками вокруг зрачка. Как будто в радужке плясали солнечные блики. – Мало ли каких диковинок в Намибии. Просто совпадение.
– Странное совпадение, – разозлилась я. Мне казалось, что Анчуткин прячет голову в песок, как страус. – Слушай, а почему бы нам не поговорить об этом с ректором? Сегодня вечером?
– Ты на интернате, – напомнил он. – А я сегодня вечером занят.
– Да оставь ты свою лабораторию хоть на вечер…
– Я в кино иду.
Если бы сейчас снова выполз умирающий лебедь, я была бы не так поражена.
– В какое это кино? – поинтересовалась я, полная дурных предчувствий. Сначала линзы… потом кино… – Ты же тоже на интернате!
– Меня на сегодня отпросила бабушка, – терпеливо пояснил он, избегая смотреть мне в глаза.
– А в кино ты с бабушкой собрался?
– Нет, – он вдруг решительно повернулся ко мне. – С Кариной.
– С Вольпиной? – зачем-то уточнила я, хотя других Карин в «Иве» не было.
– С ней, – он по-идиотски расплылся в улыбке и превратился в прежнего Анчуткина. – Я ее пригласил, и она согласилась. Представляешь?
– Хвостиком не завиляй от счастья, – сухо сказала я. – Как знаешь, Боря. Если тебе не интересно по отца, я сама спрошу Коша Невмертича.
– Ты домашку всю сделала? – Анчуткин прикинулся, что не услышал, и лихорадочно принялся листать тетрадь. – Я по последнему номеру сомневаюсь…
– Сомневайся дальше, – отрезала я и сама уткнулась в учебник, не видя ни одной строчки.
Вольпина! Поганка!
Я была уверена, что Борька ей совсем не интересен. Да она связалась с ним, чтобы лишний раз уколоть меня. И вызнать новых секретов. Ведь этот лопух всё расскажет!..
– Василиса, – робко потянул меня за рукав Анчуткин. – Ты как у ректора спросишь? Он сегодня в отгуле. Не спрашивай. Зачем тебе? Всё равно…
– А ты прямо всё знаешь о ректоре! – огрызнулась я. – Пусть в отгуле, я к нему домой загляну.
– Ты же на интернате! – переполошился он.
«И что? – хотела ответить я. – В первый раз что ли? Перелезу через ограду, поймаю такси – и на Гагаринскую».
Но вместо этого я сказала, помолчав:
– Точно, я же на интернате. Совсем забыла. Значит, буду ждать, когда Кош Невмертич появится на работе.
– Правильно! – Борька даже вздохнул с облегчением.
«Лопух, – подумала я злорадно. – Меньше знаешь – меньше знает Вольпина. Развлекайтесь там, в кино. А у меня свои дела».