Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери
Шрифт:
А его воспоминание – это красная машина поперек дороги… Рыжеволосая женщина, упавшая головой на руль… Красная машина… Новенькая, блестящая…
Абсолютно целая!..
Я вскочила и забегала по комнате.
Борька врал. Не было никакой аварии. Было что-то другое. Что-то, о чем Анчуткин не желал рассказывать.
Еле дождавшись утра, я почти бегом помчалась на первую ленту, позабыв даже позавтракать. Но в этот раз Анчуткин, как назло, опоздал, и появился только когда зазвенел звонок.
Он сел рядом со мной, старательно избегая встречаться
Первая лента была по потаенной магии, ждали Щукину, и я достала из сумки новый кокошник. Солнце отразилось в камнях разноцветными зайчиками, которые заплясали красными и синими пятнами на доске у кафедры.
– Ого! – присвистнул Анчуткин, надевая остроконечную бархатную шапку с отворотами. – Круто! Щука позеленеет, когда это увидит.
– Ты о чем? – спросила я рассеянно, мне не терпелось поговорить с ним об «аварии», и на Щуку сейчас было совсем наплевать.
– Фиолетовый спектр, – объяснил Анчуткин. – Родители постарались? И ведь не придерешься.
– Говори яснее, какой ещё спектр.
– На занятиях запрещены фиолетовые камни, – объяснил Анчуткин, – фиолетовый спектр затрудняет проникновение в сознание. Ставит блок – и всё. Но красные и синие камни никто не запрещал. А вместе они дадут именно фиолетовый спектр. Так что Щукиной придется постараться, чтобы залезть тебе в голову.
– Придется постараться… – повторила я задумчиво.
Так вот что имел в виду Кош Невмертич, когда дарил мне этот кокошник. Фиолетовые камни… фиолетовый свет… защищает от вмешательства в сознание…
Я опомнилась и искоса посмотрела на Борьку. Он тоже покосился на меня, но тут же отвернулся.
– Мир? – я протянула ему руку.
– Мир, – сказала он, и мы обменялись рукопожатием.
У меня сразу стало легче на душе. Всё-таки, Анчуткин был рядом со мной с самого первого моего дня в «Иве». Пусть и по приказу ректора, но всё-таки был. И с ним мы вместе пережили такое, что Царёв бы в обморок упал. Я должна выяснить, почему отец Анчуткина прячется от него… А тут ещё Вольпина…
– Боря, – начала я, – ты пойми, я не против, чтобы ты нашел себе девушку. Но Вольпина… Она опасна.
– Не надо больше про Карину, – тихо, но твёрдо сказал он. – Если нет доказательств – то не надо.
– Она ещё себя покажет, вот увидишь, – не удержалась я. – Потом вспомнишь, что я говорила.
– Посмотрим, – буркнул он.
Пришла Щукина, и мы оставили болтовню. Светлана Емельяновна увидела меня в обновке, вздохнула, но ничего не сказала. Может, ректор предупредил её?
Темой лекции, как нарочно, было магическое внушение, и Щукина не оставила без внимания мой кокошник.
– Почему именно фиолетовый цветовой спектр защищает от всякого воздействия извне? – говорила она дребезжащим тонким голоском, и карандаш в ее пальцах крутился, как заведенный. – Потому что фиолетовый это слияние синего и красного, воды и огня, жизни и смерти, то есть двух противоположных субстанций. Фиолетовый помогает раскрывать тайны, разоблачать злые замыслы, он спасает от ночных кошмаров и закрывает ваше сознание защитным щитом, – она посмотрела на меня поверх очков и опять вздохнула: – Крайне неподходящий убор для сегодняшнего занятия.
Наверное, никогда я не слушала Щуку с таким вниманием и интересом.
– Слушай, а твой петерсит – он ведь тоже фиолетовый? – спросила я у Анчуткина после ленты. – Значит, он тоже защищает?
– А ты не знала? – удивился Анчуткин. – Как, по-твоему, я мог ловить молнии?
– Конечно, не знала, – кисло ответила я ему. – Это у тебя – не голова, а энциклопедия.
– А на тебя точно напали? – спросил он. – Я же говорил, чтобы не убегала…
– Напали, – проворчала я и не удержалась: – Но тебе это разве интересно? Ты же теперь так занят. Кое-кем.
Он сразу сообразил, о чем я, и бросился защищать свою Вольпину.
– Это точно не она! Она была со мной, я ее за руку держал, мы целовались…– он смущенно замолчал.
– В подробности своей сексуальной жизни можешь меня не посвящать, – поморщилась я. – А Вольпина вполне может иметь несколько сущностей.
– Что ты, – он расплылся в улыбке – наверное, вспоминая Кариночку. – Превращение даже в две сущности – это под силу только очень одаренным волшебникам.
– Насколько одаренным?
– Ну… – он прикинул, что-то подсчитывая и беззвучно шевеля губами. – Вероятность, примерно, один на десять миллионов.
– Ничего себе, – протянула я и тут кое-что вспомнила. – Боря, – пустилась я в осторожные расспросы, потому что дело становилось всё интереснее и интереснее. – Ты же птичий оборотень и превращаешься в селезня?
– Ну да, – кивнул он.
– А помнишь, ты говорил, что Царёв превратил тебя в крота?
Анчуткин споткнулся на ходу и посмотрел на меня с ужасом.
– Не помню, – залепетал он.
– Всё ты помнишь, – сказала я ласково и похлопала его по плечу. – И темнишь, Боря. И про своего отца ты что-то знаешь, и про себя тоже. А помнишь, когда я на ленте вызвала гепарда?.. Тогда я еще кое-что сделала.
– Что? – спросил он сдавленным голосом.
– Увидела что-то странное. Увидела мужчину, который очень похож на тебя, он превращался в ворона, и красную машину. За рулем – рыжеволосая женщина…
– Это просто совпадение! – в панике завопил Анчуткин.
Он хотел убежать, но я поймала его за руку, схватила за толстовку на груди и припечатала к стене, глядя снизу вверх.
– Это не совпадение. Это были твои воспоминания. Я попала в твои воспоминания. Так вот, та машина не пострадала в аварии. Не было аварии, Боря! Случилось что-то другое.
– Ты с ума сошла – кто верит иллюзиям? – он попытался улыбнуться, но губы дрожали. – Или я что-то напутал… Ты же знаешь, я не очень в иллюзиях…
Меня взбесила эта его манера все время прятать голову в песок, и я ещё раз встряхнула его: