Вдова на выданье
Шрифт:
– Моя родная мама!
Глава 45
Спина покрылась липким потом. Не знаю, почему, но темнота всегда казалась чем-то опасным. Я помню, что даже просила ночник оставлять мне зажженным в спальне, когда была совсем маленькая. А здесь такой опции нет. Хорошо, что единственная свечка, которую я держала в своей дрожащей руке, давала слабый свет. Быть может, что-то «торкнуло» в моей голове, потому что я посмотрела в темноту, вытянула руку со свечкой и перекрестила темному за дверью, бормоча: «Свят, свят»!
После чего я, опасавшаяся за Джейса,
– Недурная нынче ночь, не правда ли? – раздался вежливый голос моего супруга, и он сам вышел из темноты – Прошу, проходи, чувствуй себя дома.
При этом Джейс вежливо, но немного отстранённо мне улыбался, радушно приглашая в свои покои.
А? – малоинформативно, но эмоционально откликнулась я, переступая порог спальни мужа.
Если честно, чувствовала себя дура дурой, усаживаясь в кресло. После того, как мы с Агатой вычистили эту часть дома, я тут ни разу не была. И теперь чувствовала себя несколько… неловко. То ли оттого, что посетила супруга без предупреждения, то ли оттого, что он предпочитал спать в костюме Адама? Первое, конечно, первое…
– Хм, я надеюсь, что не помешала тебе? – выдавила я, стараясь смотреть в темноту за спиной Джейса – Видишь ли, мне почудились некие звуки, и я решила, что…
– Звуки? – Джейс подошёл ближе, на его губах застыла всё та же вежливая улыбка – Боюсь, что их издавал не я. Но, какие именно звуки тебе почудились?
«То есть, не быть дурой у меня не выходит? Не зря бабка Филя говорит, что Козёл быстрее соображает, чем я!» - отчаянно подумала я, после чего сделала губы трубочкой и издала некий дребезжащий звук.
На тот вопль он не походил совершенно. Тот был такой, как будто пытают привидение калёными щипцами. В нём были эмоции и краски, причём такие, услышав которые хотелось накрыться одеялом с головой. А моё исполнение – словно наступили на хвост голодной кошке.
– Да… и в самом деле, немного волнительно! – сказал вежливый Джейс, которого не смущала собственная нагота.
Тут жуткий вопль повторился, и мне было всё равно, насколько я безобразно его изобразила. Единственной моей чёткой мыслью было спрятаться от него, но заметаться по комнате мне не позволило чувство гордости. Крик раздался ближе. А, нет! Позволило! Однако, долго суетиться мне не пришлось. Очень скоро я оказалась в объятиях своего мужа, где и затихла.
О, боже! Что я творю? Сама припёрлась в комнату молодого человека, который никогда не предлагал мне, не настаивал… да даже не намекал!
Ну, и чёрт с ним! Куй железо, не отходя от кассы! Я приподнялась на носочки. Высоковато!
– Прошу прощения, дорогой! Не мог бы ты немного наклониться? – попросила я.
– Конечно! – казалось, что он весь внимание.
Впрочем, позже оказалось, что он не против того, чтобы немного наклониться, склониться и даже выгнуться. Одним словом, если дама желает, то настоящий джентльмен не может ей отказать…
Что же касается ночных криков, то позже оказалось, что многие их слышали, но никто не взял на себя ответственность за их происхождение. Охрана смотрела меня глазами оленёнка Бэмби и клялась, что это массовые слуховые галлюцинации. Управляющий Лукас также недоумённо жал плечами и даже староста Каллум не совсем понимал, о чём речь. Не то, чтобы я была
Вместо чего именно, я додумать не успела, просто показала им кулак, чисто в профилактических целях… а то, глядите… за Пицунду и на кукан. У меня не заржавеет!
Лукас вышел из кабинета хозяйки, вытер пот рукавом. Да уж, нехорошо получилось! Не дай боги испытать такое ещё раз! Стоящий рядом Бритт широко улыбнулся. Воспоминания вчерашней ночи проносились у него перед глазами. Такое и повторить бы не мешало! Староста же переводил взгляд с одного на другого. Если об их вчерашнем веселье узнает хозяйка, пойдёт он паковать кули вслед за тёткой Аршаной.
Между тем, начиналось всё совершенно безобидно – со спора о технических характеристиках алкоголя и алкоголесодержащих напитков. А именно – поездка в столицу задерживалась, поскольку хозяйка считала своё вино невыдержанным и годным только удовлетворять портовую публику. Лукас же, немного знакомый с процессом, полагал, будто необходимое время выдержали, и теперь молодое вино можно разливать по бутылям и продавать чистой и прихотливой столичной публике.
– Ерунда всё это! – не соглашался староста, внимательно осматривая осадок в бутылях – Сидр, поди! Да и госпожа вряд ли ошибается.
– Так гадать можно долго!
– не выдержал Бритт, стоящий с умным видом возле овощехранилища – Надо пробовать! Без этого никак!
Лукас нехотя согласился, Каллум осторожно кивнул, а Бритт широко улыбнулся. На том и порешали. Сегодня ночью было дежурство у Бритта, так что можно было продегустировать в полной мере. Ощутить, так сказать, букет. Просто днём это было сделать весьма проблематично. Поскольку было слишком много лишних людей возле овощехранилища. А никакие комментаторы этой троице были не нужны. А среди дегустаторов лишних вакансий больше не было.
Едва стемнело, как Каллум с Лукасом уже стояли на точке. Ключи у управляющего были, так что проникновение было санкционировано по всем фронтам. То есть и со стороны администрации, и от охраны. Позже прибыл и Бритт, порадовав дружков литровыми ёмкостями для дегустации.
Деревенский староста заволновался было, но Бритт отрезал:
– Другой тары не имею!
Да и Лукас шикнул, мол, зато сразу поймём качество. Каллум согласился. Выпили по первой.
– Букет как-то не раскрылся – засомневался охранник.
Лукас кивнул. Каллум согласился. Дальше по второй и третьей.
– Хорошо сидим! – улыбнулся Лукас.
Бритт подставил ещё раз свою кружку. Каллум согласился.
– Закусить бы! – задумчиво сказал Бритт, рассматривающий собственный пупок.
– Пойдём, я знаю, где можно разжиться едой – с трудом поднявшись, велел Лукас.
– Пошли! – махнул Бритт.
Каллум согласился. И вот они уже бредут к служебному входу. Там, в плетёной корзине, под крышкой, лежало угощение для Козла. Уж неизвестно чем, но это животное покорило сердце госпожи Филиппы, и она велела кормить своего любимца, да не абы чем-нибудь, а белым, ноздреватым хлебушком. Поэтому, вечером кухарка относила то, что не съели на ужин, и складывала в большую плетёную корзину. А утром снова выпекался горячий хлеб.