Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Это другое дело. Давай закурим. И разговор у нас пойдёт деловой, надеюсь. Потому что всё ты, кажется, уже понял.
Виталий достал из кармана сигареты и протянул Ткачуку. Оба закурили.
– Так вот, Олежек, - произнёс Виталий почти мечтательно, - начнём мы всё-таки с квартирной кражи. Сразу её признаешь или тебе её доказывать надо?
– Ясное дело, доказывать.
– Пожалуйста. Что часы те ты Терентию продал, это ты отрицать не будешь, надеюсь? А они ведь с кражи, это установить совсем нетрудно.
– А я их сам, допустим, купил. Что тогда?
– И где
– насмешливо спросил Лосев.
– Да там, у себя, на рынке, у неизвестного лица, - в тон ему ответил Ткачук.
– А вот у нас есть свидетели, что ты ещё в Москве, в гостинице, пытался их продать. И не один свидетель, имей в виду.
– Ну, значит, я их в Москве купил, какая разница-то?
– продолжал куражиться Ткачук.
– Докажи, что нет?
Виталий внимательно посмотрел на него и спросил:
– Ты так глупо будешь себя и на суде вести?
– Почему глупо? Очень даже умно.
– Ладно, - вздохнул Виталий.
– Глупо или умно, это мы потом увидим. А пока скажи-ка мне. Может, Заморин тебя с пути сбил?
– Это ещё кто?
– Заморин Семён Михайлович. Кличка Директор. И ещё одного судака мы с ним вместе вытащили. Кикоев Илья Георгиевич. Кличка Арпан. Слыхал про таких?
– Слыхал… - растерянно произнёс Ткачук и, глубоко затянувшись, привстал, чтобы загасить окурок сигареты в пепельнице, которую придвинул ему Виталий.
– Вот так, Олежек. А Заморин влип крепко. У него ведь, кроме всего, ещё и наган изъят. А у тебя есть наган?
– Нужен он мне…
– А воровать тебе нужно? А дружбу водить с Замориным нужно?
Ткачук молчал.
На столе зазвонил телефон.
– Лосев?
– узнал Виталий спокойный голос Цветкова.
– Вот какое дело. Тут у меня сидит, значит, Заморин. Беседуем потихоньку. Квартирную кражу он, конечно, признаёт. Тем более что Терентий-то прямо показывает, что Директор ему сказал: с московской кражи шкатулка. Да и гильза там, на квартире, от его же нагана. Никуда, словом, не денешься. А вот указал им на эту квартиру, говорит, Ткачук. Сначала, правда, адрес напутали, не туда залезли. Ткачук там записку и оставил: извините, мол, бедно живёте, зря мы вас потревожили. Вот он и сейчас смеётся, Заморин. Рано, Семён Михайлович, смеётесь рано, - куда-то мимо трубки укоризненно произнёс Цветков и продолжал, снова уже обращаясь к Виталию: - Не знаю, однако, правду ли говорит Семён Михайлович.
– Цветков усмехнулся.
– Ткачук у них вроде дурачка на побегушках. И вдруг… Что, что?
– снова мимо трубки спросил Цветков и через секунду продолжал, уже снова обращаясь к Лосеву: - Вот он говорит, Заморин, что Ткачук, оказывается, раньше их в Москву приехал, к тётке, что ли. А потом телеграмму им дал: приезжайте, хорошее, мол, дело ждёт.
– И снова мимо трубки Цветков добавил: - Насчёт телеграммы, Семён Михайлович, ведь мы легко проверим, учитываете? Ну то-то.
– И снова в трубку: - Вот так, Лосев. Давай дальше шуруй.
Виталий повесил трубку и посмотрел на насторожившегося Ткачука.
– Мне бы вернуться!
– вздохнул Ткачук раскаянно.
Он, видно, уловил, что дела его каким-то неведомым образом повернулись весьма плохо, и на всякий случай решил манеру поведения изменить. Сейчас он уже казался тихим, скромным и простодушным.
– Чтобы вернуться, надо оглянуться, - сказал Лосев.
– Вот и оглянемся давай. На дела совсем недавних дней. Дней десять назад был в Москве?
– Был. Что, уж и приехать нельзя?
– К тётке приехал?
– Ну… к тётке, - неуверенно согласился Ткачук.
– Где же она живёт, твоя тётка?
– Вы что, к ней пойдёте? Не надо.
– Надо же проверить, жил ты у неё или нет, - сказал Виталий.
– Всё придётся проверить, Олежек, каждое твоё слово, учти это.
– Раз так, пишите, - вдруг перейдя на «вы», покорно согласился Ткачук.
Он начал было диктовать адрес, но Виталий придвинул к нему лист бумаги.
– Так не пойдёт. Пиши сам, - и протянул шариковую ручку.
– Пожалуйста.
Ткачук удобнее устроился у стола и примялся писать. Когда он кончил, Виталий внимательно прочёл написанное и спрятал бумагу в ящик стола.
– А теперь скажи, - снова обратился он к Ткачуку.
– Знаешь, что такое криминалистическое исследование почерка?
– Ну, знаю. А что?
– А то, что мы теперь твой почерк сравним с почерком в одной записке. Там один прохвост написал: «Извините, ошиблись адресом. Бедно живёте». Не помнишь такой записки?
– Эх!
– сокрушённо вздохнул Ткачук.
– А вы, чего доброго, и в самом деле докажете, что я её написал. Выходит, поймал ты меня с этим адресом?
– Нет, - покачал головой Виталий.
– Я просто дело ускорил. Неужто, ты думаешь, мы бы без этого не достали образец твоего почерка? Только лишнее время бы ушло. И ты бы ждал, и мы. А так к вечеру всё будет ясно. А то и сейчас. Ты записку писал?
– Я, - снова горестно вздохнул Ткачук.
– Куда денешься? Наука есть наука. И зачем только я, дурак, её написал!
– Ну а как же ты всё-таки адрес-то перепутал?
– А я не путал.
– Кто ж тогда путал?
– Кто? Директор.
Ткачук сказал это и сам испугался сказанного. На этот раз вполне искренно испугался и как-то затравленно посмотрел на Виталия.
– Ты думаешь, что говоришь?
– медленно и серьёзно спросил Виталий.
– А я ничего не знаю!
– неожиданно закричал Ткачук.
– Не знаю, понял?!
Виталий успокаивающе махнул рукой.
– Ладно, ладно. Ты лучше успокойся. Телеграмму Директору ты давал или нет? Мы ведь её всё равно найдём. Это же нетрудно, учти.
– Давал, - безнадёжным тоном ответил Ткачук и попросил: - Ещё сигареткой угостишь? Всё забыл, веришь?
– Кури.
– Виталий придвинул через стол сигареты.
– Значит, телеграмму ты дал. Мы её в любом случае к делу приобщить должны будем.
– Откуда ты про телеграмму-то знаешь?
– хмуро спросил Ткачук, выуживая грязными пальцами сигарету, из пачки.
– Вообще-то отвечать на твой вопрос не положено, - сказал Виталий, тоже закуривая.
– Но так и быть, скажу. Директор даёт на тебя показания, сейчас, вот что. Гражданин Заморин Семён Михайлович лично. Откуда же мне ещё знать?