Вечерний свет
Шрифт:
Внучка ие была у них с самых зимних каникул, да и тогда-то погостила всего день: поела испеченных бабушкой специально к ее приезду пирогов с маком и с яблоками, полежала на диване с вытащенными из шкафа подборками «Науки и жизни» за прошлые, еще до ее рождения, годы, погуляла в одиночестве по улице, посмотрела вечером телевизор и, переночевав, утром засобиралась. «Да у вас никакой музыки нет,сказала она оправдывающимся тоном, когда Евлампьев с Машей стали уговаривать ее побыть хотя бы еще денек, быстро взглядывая на них и тут же отводя взглял. — И вообще…»
Ну-у, кто это к нам тут пожаловал?! —
— Э-это я-а… растягивая гласные, улыбаясь и теперь вскидывая подбородок вверх, зная, что ее здесь любят, всегда счастливы видеть, и в самую меру играя в эту любимую внучку, проговорила Ксюша.
— Ты это, ишь ты, объявилась, гляди.
Евлампьев подошел к ней, обнял рукой за плечи, жадно прижал к себе и, наклонившись, стиснув невольно зубы, потерся щекой, подглазьем, где у него не было щетины, о ее щеку, отстранился и поцеловал в шеку, и она, хихикнув, далась поцеловать себя, чуть-чуть только отклонившись в сторону.
—Де-ед, — сказала она, снова задирая подбородок, все с тем же видом любимой внучки. Ты не сердись, извини меня, что я у тебя на дне рождения не была… Была бы я при всех при вас ребенком… а я уже все-таки не ребенок…
— Ладно, ладно, — Евлампьев с любовью снова приобнял ее и похлопал по плечу. — Давай помогай бабушке, молодец, не лодырничай.
— Будьте спокойны,— сказала Ксюша, выставляя перед собой руку ладонью вперед и водя ею из стороны в сторону. — Своих дома кто ужином кормит? Мамочка, думаете?
Все в ней перемешалось: и дочерино, и Виссариона — в чертах лица, в жестах, в повадках, в характере, и было такое, что пришло к ней даже не от Евлампьева с Машей, дедушки с бабушкой, а от дальних, боковых родственников, вот тот же жест с выставленной вперед ладонью — это от брата Евлампьева, Игната, и ни у кого больше не было подобного во всей семье. А привычка задирать подбородок — это от бабушки, бабушка ее и сейчас еще, случается, несмотря на свои годы, в минуты особого довольства собой так вот победоносно-кокетливо вскидывает его вверх. От него, от Евлампьева, ярче всего в Ксюше, наверное, — форма ушей: без мочек, «волчья», передалась, минув детей, и Ермолая, и Елену, у тех уши обычные, с мочкамн, материнские…
Евлампьев ушел в комнату, переоделся в спортивное синее трико, в котором обычно ходил дома, н снова вышел на кухню. Маша возилась с кастрюлями, ставя створаживаться на плиту в водяную баню скисшее молоко; Ксюша сидела у стола, засунув руки между коленями, низко прнгнувшись к нему, и что-то читала в принесенной Евлампьевым свежей газете.
— Подними голову, глаза испортишь, — сказал Евлампьев.
— Де-ед, — не обращая внимания на его слова и продолжая сидеть в той же позе, сказала она. — Вот вы меня с бабушкой все ругаете, что я уроки с музыкой делаю, а тут пишут, между прочим, социологическое обследование проводили, что очень многие студенты предпочитают готовиться к экзаменам с включенным магнитофоном, музыка помогает им сосредоточиться.
— Ну, не знаю, Ксюша, — отозвалась от плиты Маша. — Если это студенты, это еще не значит, что нужно с них брать пример. Еще неизвестно, какие это студенты. Может, двоечники.
— Присоединяюсь к бабушке.— Евлампьев подошел к внучке и рукой приподнял ей голову.Голову выше держи, слышала, как я сказал?
— Слышала-слышала, — небрежно проговорила Ксюша, все так же не отрывая глаз от газеты и вновь понемногу опуская к ней голову.
Евлампьев посмотрел на жену и, стараясь, чтобы внучка не видела, за ее спиной, с беспомощной и любящей улыбкой развел руками.
«Да-а», — безмолвно согласилась с ним Маша, тоже улыбаясь похожей на его улыбкой. Долгие годы жизни бок о бок научили их слышать даже то, что не было произнесено, и Евлампьев уловил интонацию этого непроизнесенного «да»: с прощающим, ласковым вздохом.
Ксюша дочитала, подняла голову и, вывернув ее, посмотрела на Евлампьева.
— Вот, дед, — сказала она,между прочим, в газете написано, а не где-нибудь. Мне тоже сосредоточиваться помогает. Что, если б не помогала, так зачем бы я включала? Правда, помогает, а мне не верит никто. Я возьму газету у вас? Папе с мамой дома покажу.
Евлампьев усмехнулся, провел рукой по Ксюшиной голове, — заплетенные в тугую косу светлые, с нежной рыжеватиной волосы ее были мягко-упруги.
— Возьми. Только не сейчас прямо. Я еще почитаю. Я вот тебе зачем-то нужен был, что такое?
— А…а, да…— поворачиваясь на табуретке и уводя голову из-под руки Евлампьева, сказала она, и на лице у нее появилась деловито-смушенная улыбка — какая-то странная смесь улыбок Елены, Виссариона и вот его, Евлампьева,уже в год она определилась, эта улыбка, и осталась без всяких изменений до сих пор. — Де-ед, нам домашнее сочинение задали, «История моей семьи» — такая тема, ну вот…
— Что — ну вот? — спросил Евлампьев, выдвигая из-под стола табуретку и садясь на нее. Я тебе нужен был — ты историю нашей семьи от меня узнать хочешь?
— Ну да, — кивнула Ксюша. — Я думала-думала и так решила, что это надо не только про папу с мамой, а и про вас тоже. Ведь моя семья — это и вы тоже, ведь да?
Евлампьев поймал брошенный на него быстрый счастливый взгляд Маши, призывающий и его полюбоваться внучкой вместе с нею. И снова не смог удержаться от улыбки:
— Да пожалуй, Ксюша, пожалуй… Что же, так вот тема и называется: «История моей семьи»?
— Так и называется, — подтвердила Ксюша. — У нас такая учительница — закачаешься! Она считает, что сочинения нужно писать такие, чтобы они темой не связывали, а наоборот, чтобы простор был — тогда общие навыки письма развиваются. Да-да! Ее ругают, мы знаем, директор и завуч, но она все равно по-своему делает.
— Понятно, понятно, — проговорил Евлампьев. — Повезло вам с учительницей…
— Повезло, да,— утвердительно, будто он спрашивал ее, сказала Ксюша.
Только вот что писать тем, у кого, как у одноногого вместо второй ноги костыли, вместо отца — бланк перевода на двадцать пять процентов его зарплаты. Или чужой дядя вместо отца, или чужая тетя… сколько таких по нынешним-то временам. Тоже, конечно, история, да кому о такой захочется… Травма одна, а не сочинение… Ну да ладно, что ж.