Вечная кровь

Евтушенко Алексей Анатольевич

– Ты ушла в сторону. Я вообще-то первый спросил.

– Сыскарь, завязывай, а? Тебе хочется пожаловаться на жизнь, но ты не знаешь, как сделать так, чтобы жалобой это не выглядело. Потому что мужчины типа не жалуются. Вот и начинаешь… «Почему ты не уходишь», – передразнила она. – Потому что некуда, понял? Где я ещё такого идиота начальника найду, который платит мне зарплату даже тогда, когда касса пустая?

Она всё ещё надеется, подумал он. Надеется, что всё у нас получится. А я? А я не знаю. Думаю, что нет. Скорее всего.

«Вот

без этого «скорее всего» нельзя было обойтись? – спросил он себя. – Что за самообман? Ты любил Светлану. Он погибла, и спасти её ты не смог. Всех спас, может быть, даже Россию и мир, а любимую девушку не смог. Кстати, друга тоже не спас, если уж начистоту. Это по-прежнему болит. Ты думал выбить клин клином, заменить Светлану Ириной, тем более что Ирина сама к этому стремилась, можно сказать, на всех парусах. Но не вышло. Так вот, пора честно, прямо и громко признать. Не вышло! Но ты не говоришь, ты прячешься за этими вот «скорее всего» и прочим словоблудием. Трус! Ага, трус, признаю. А что делать, если страшно? И потом. Никто её возле меня не держит, в конце концов. Сама остаётся. Пока, во всяком случае».

Подобным самокопанием он занимался не раз. И всегда приходил к одному и тому же выводу: в данной ситуации он ничего не может сделать. Да и не хочет. Так что Ирина права: пусть всё идёт, как идёт. Куда-нибудь эта кривая выведет обязательно. Потому что на то она и кривая…

– Ты где сейчас? – спросила она.

– А ты с какой целью интересуешься? – неожиданно он и в самом деле развеселился. Вероятно, подействовал разговор с Симаем, который, хоть и не прямо, но как бы пообещал новые перспективы и горизонты. Словно бы ветерком бодрящим повеяло после него.

– Шутим? Или просто коньяка выпил? Клиент потенциальный нарисовался. Хочет личной встречи.

– Что ему надо? Жену в неверности уличить?

– В общем, да. Ревнивый папик. Самому сорок девять, ей двадцать шесть. Детей нет. Год как женаты.

– Девяносто против десяти, что уличит. Даже девяносто семь против трёх.

– Девяносто восемь против двух. Так берём заказ? Наши расценки его не слишком устроили, но, думаю, заплатит.

– Ещё и жадный. Ясно. Нет, пока не берём. Пусть ждёт, если хочет. А не хочет, обращается в другое агентство.

– Ух ты. Никак что-то интересное у нас?

Всё-таки, другой такой нет и вряд ли будет, подумал он. На лету ловит. И тут же решил, что возьмет Ирину с собой в Княжеч, хотя еще минуту назад не знал этого.

– Вроде того. Город Княжеч знаешь?

– Я даже там жила некоторое время. Недолго, месяца четыре. Но всё-таки.

– О как. Не знал.

– Ты многое обо мне не знаешь.

– Значит, тем более летим вместе. Будешь гидом.

– С удовольствием. Город – полный отпад и восторг. Хотя и не всем москвичам нравится.

– Почему?

– Не любят нас там.

– Можно подумать, нас в других местах любят.

– Это да. Так когда

летим?

– Завтра. Закажи билеты на утренний рейс. Чтобы там быть уже в восемь-девять.

– Хорошо. Где встречаемся, у тебя, у меня или в аэропорту?

Он помедлил с ответом и, наконец, выбрал нейтральный вариант.

– Я за тобой заеду утром, во сколько скажешь. Позвони, когда возьмёшь билеты.

– Да уж позвоню, – с едва заметной иронией сказала она и прервала связь.

«Я скотина или нет?» – подумал он. И, так и не найдя ответа на этот вопрос, пошёл собираться.

Аэропорт Княжеча был новым, с иголочки, и казался пустым. Его возвели сравнительно недавно, рассчитывая, с одной стороны, на увеличение пассажиропотока, а с другой потому, что старый, построенный ещё в пятидесятых годах прошлого века, даже с имеющимся пассажиропотоком уже не справлялся. В результате получилось с большим запасом. Очень большим. Но – красиво, ничего не скажешь.

Симай уже ждал их, они увидели его сразу, как только вступили в зону прилёта (получать багаж обоим было не нужно, всё уместилось в ручной клади). Кэрдо мулеса стоял, прислонясь плечом к бетонной колонне и сложив руки на груди. На нём были новенькие синие джинсы, алая рубашка с расстёгнутым воротом, горчичного цвета пиджак и тёмно-зелёная шляпа с узкими полями, сдвинутая на затылок. На ногах – чёрные лакированные туфли. Был он гладко выбрит, смотрел весело, и его зубы при улыбке всё так же ослепительно сияли.

– Андрюха, товарищ бесценный! Ирина свет Алексеевна, боярыня! – громогласно провозгласил Симай, раскинул руки и двинулся навстречу.

Обнялись, поцеловались по-русски, троекратно.

– Как долетели?

– Нормально, – сказал Андрей. – И не заметили.

– Ещё бы ты заметил, – сказала Ирина. – Дрых как сурок.

– Что делать, жизнь научила. С нашей работой никогда не знаешь, придётся спать ближайшей ночью или нет.

– Это точно, – сказал Симай. – Не работа, а сплошная беда. Но я каждый раз поражаюсь вашей отваге. Как вы летаете? Мне однажды пришлось сесть в самолёт и за этот час я, честно, поседел. Ибо – жуть. Вон, смотрите, – он снял шляпу, и Андрей действительно заметил в угольно-чёрной густой шевелюре товарища несколько серебряных нитей, которых, вроде бы, раньше не было.

– Я слышала, цыгане рано седеют, – безжалостно заметила Ирина. – К тому же, помнится, ты утверждал, что кэрдо мулеса вообще живут быстрее обычных людей. Другой обмен веществ.

– Да, – гордо выпрямился Симай. – Мы, кэрдо мулеса, живём недолго, но ярко. Хотя лично я знал одного, который утверждал, что помнит, как Михаила Фёдоровича Романова бояре на царство венчали, – он посмотрел на Ирину с Андреем и добавил. – Это дед государя Петра Алексеевича.

– Я помню, – сказал Сыскарь.

– А я всё никак привыкнуть не могу, – сказала Ирина.