Вечная любовь
Шрифт:
– Я знаю эту местность. Да и Оюн тоже.
Мужчина согласно кивнул, а Шон повторил то же самое для остальных.
В караване успокоились. Только вот стук действовал на нервы, да ветер...
– Надо найти укрытие, - повернулась к Шону Уля, но тот только махнул рукой:
– Поздно!
Из ущелья вырвался столб песка. И в его клубах виднелось что-то настолько страшное, что Уля просто завизжала, хватая веревку своего верблюда.
– Бежим!
Этот клич поняли все и кинулись прочь, нахлестывая испуганных животных. Вьючные верблюды неслись
14
Но песок, смешанный с ветром, оказался быстрее. Он бил по лицу, забивался в уши, хлестал по глазам, не позволяя смотреть. А еще мешал дышать.
– Стоять!
– донеслось сквозь вой бури. Ульяна узнала голос Шона и натянула веревку. Верблюд тут же улегся, почти упал на землю.
– Ложись!
– рядом, сбивая её с седла, рухнул Шон. Его лицо было замотано шарфом, второй такой же он протягивал Уле: - Вот. И глаза тоже.
Но было поздно. Стук приблизился, и сквозь пыль стало ясно, кто его издавал.
Он походил на огромный скелет. Коричневая кожа обтягивала череп, а высокий костяной гребень пылал багровым. Точно так же, как и глубоко посаженные глаза. Костяные пластины на груди заменяли ребра. Они, сталкиваясь друг с другом, и издавали этот странный звук.
Шон прошипел что-то и медленно вытащил два длинный кинжала, которые носил за спиной. Не успел - свист ветра и шорох песка прорезали звуки выстрелов. Ходячий ужас пошатнулся от ударивших в пластины пуль и повернулся к врагу: на его пути стоял китаец. Ян или Юн - Уля не поняла, различать близнецов умудрялся только Шон.
Сам он выругался, причем не тихо:
– Придурок! Его этим не проймешь!
И, словно в подтверждении его слов, раздалась автоматная очередь. Кусок гребня отломился, но его тут же заменило полыхнувшее пламя. Миг - и чудовище восстановило потерю, разве что кожа из багровой стала красной.
Китайцы не сдавались. Поливая врага из автоматов, они рассредоточились, затрудняя для него выбор цели. Чудище замешкалось, не в состоянии выбрать кого-то одно, и Шон немедленно этим воспользовался: распрямился, как сжатая пружина, и, оттолкнувшись от седла лежащего верблюда, взмыл в воздух. Пробившийся сквозь красную марь солнечный луч высек из клинков кровавые искры.
Со скоростью, странной для такой махины, чудовище развернулось к новому врагу, сразу же забыв про остальных. Горящие глаза следили за каждым движением Шона, и казалось, из них вырываются лучи, способные испепелять.
– Назад!
– заорал тот близнецам.
Один немедленно выполнил приказ, вкторой же замешкался, выбирая цель пёоудобнее. И тут же рядом взметнулся бурунчик пеыли, вытянулся, как будто под сслоем песка полз кто-то живой и длинный, а потом, рванувшись верх, ударил под колени, отчего солдат упал и даже кувыркнулся несколько раз, оказавшись прямо у ног чудовища. Увенчанная огромным шипом-шпорой ступня поднялась и опустилась, дробя кости, вдавливая в землю... Предсмертный хрип утонул в реве ветра.
Уля даже всхлипнуть не смела. Прижалась к верблюду и замерла, не в силах отвести взгляда от происходящей бойни. На огромный движущийся скелет. На кровавое пятно, которое уже начал засыпать песок, на кричащего Яна или Юна, на мчащегося на врага Шона... И на огромную тень, что поднималась за спиной чудовища.
Она не могла принадлежать существу, обитающему на земле. Но и тот, кто буйствовал в сердце песчаной бури - тоже.
Напоминающий плеть хвост лупил по покрытой зеленоватой чешуей бокам, а из пасти вырывался громовой рев. Пятипалые лапы вгрызлись в песок, как коршун в добычу, и длинная шея изогнулась, направляя ветвистые рога в спину врагу. Уля поежилась: она узнала этого зверя. Именно он помстился тогда в темноте, в ночь перед выездом.
Взмах - и костяной демон взлетает в воздух, а потом падает переломанной куклой, но только для того, чтобы встать обратно и развернуться к новому врагу. А нежданный помощник прильнул к земле, готовясь к очередному удару, но костлявые руки перехватили рога и замерли в неистовой борьбе. Казалось, их силы равны, но в поединок вмешалась третья сторона: Шон, подпрыгнув, как отскочивший от асфальта мячик, вонзил клинки в основании черепа багрового скелета.
И тут же наступила тишина. Ни вскрика. Ни рева. Ни вопля. Только с неба осыпался оставленный ветром песок, забиваясь в глаза и уши. А солнце осветило застывших друг напротив друга человека и мифического зверя. Ульяна охнула: было в нем что-то от дракона, каким его рисуют на китайских гравюрах. Рога сверкали на солнце так, что больно было смотреть, а чешуя переливалась всеми оттенками зелени и золота.
И все-таки это был другой зверь. «Тело лошади, голова дракона, хвост быка, грива льва, рога оленя, лапы орла». Давно прочитанное описание диковинки крутилось в голове, но вот название... Силясь вспомнить, Ульяна отвела взгляд. Он скользнул по застывшей ряби красноватого песка, и увиденное заставило забыть обо всем: тень Шона тоже не принадлежала человеку. На земле застыл, приготовившись к прыжку, огромный тигр.
Уля зажала ладонью рот. Песок скрипел на зубах, но перед глазами разворачивалась новая битва.
Двое замерли в обманчивом спокойствии, но было видно - бой уже разгорелся. В глазах, в крохотных, едва заметных взгляду движениях мышц... А потом зверь закричал, поднявшись на дыбы, и сквозь чешуйки, словно разрывая его на сотни, тысячи кусочков, пробился золотой свет. Яркая вспышка взорвала воздух радужными всполохами, а когда они рассеялись, и зрение пришло в норму, рогатый зверь исчез. О случившемся напоминал только взрытый песок да холмик чуть в стороне, там, где ветер хоронил то, что осталось от демона, вышедшего из бури.
Шон же спокойно вытряхнул из ножен песок и убрал оружие. Только теперь Уля поняла, что это и не ножи вовсе, а очень короткие мечи, с которыми он управлялся виртуозно. Настолько, что внушал страх.
– Уля? Что с тобой? Ты ранена?
Шон приближался не торопясь, а она поймала себя на мысли, что хочет оказаться как можно дальше, в идеале - дома, за широкой Колиной спиной.
– Да что такое?
Шон одним прыжком оказался рядом и, схватив за плечи, с силой тряхнул, так, что зубы клацнули. Уля очнулась и, не смея посмотреть ему в глаза, уткнулась в песок, на котором плясали тени. Обычные человеческие тени.