Вечная любовь
Шрифт:
А потом Шон хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Звук гулко прокатился по коридору и затих вдали, а ему вослед уже неслись четкие приказы.
Басан разводил костер. Оюн и Юн повели верблюдов в загон, предварительно сняв с них поклажу. А Шон пояснил испуганной Уле:
– Несколько дней продержимся за счет верблюдов - кровь тоже можно пить. Не морщись, жить захочешь, не только сырое мясо жрать будешь. За это время что-нибудь придумаем. А для начала я хочу проверить колодец.
Шон обвязался веревкой и нырнул в темноту. Свет фонарика заметался по стенам, а потом пропал. Но почти тут же прозвучал голос,
Следом показался Шон и первым делом махнул рукой Басану, который уже доставал сухое горючее, чтобы вскипятить чай:
– Повремени!
Сказав что-то товарищам, повернулся к Уле, чтобы пояснить:
– Колодец вел к подземной реке. Она ушла, остался только небольшой ручеек. Нам проще спуститься и разбить лагерь на его берегу. Заодно и от жары отдохнем.
Лезть в темноту не хотелось, и Уля ухватилась за единственную пришедшую в голову мысль:
– А верблюды?
– Тут побудут. Один из нас за ними присмотрит. Вон, Басан, например. Да не бойся ты!
– он понял её сомнения и улыбнулся так светло, что все тревоги рассеялись.
– Я буду внизу, ты ни на минуту не останешься в одиночестве! К тому же там неглубоко.
Шон не обманул. Переступив камни на краю колодца и повиснув на веревке, Уля зажмурилась. Она покачивалась, но открыть глаза не осмелилась, пока не услышала тихий смех:
– Да все уже! Все! Приехала!
Ноги уперлись в землю, и только тогда Уля решилась открыть глаза.
Темноту слегка рассеивал маленький костерок. Его языки отражались в поверхности спокойно текущего ручейка, от которого тянуло сыростью.
А еще здесь было холодно. Даже не верилось, что наверху - пышущая жаром пустыня и беспощадное, выжигающее все солнце. Вспомнились катакомбы, в которых как-то пришлось вести раскопки. Тогда, несмотря на жару, почти все простудились, и лагерь наполнялся чиханием и кашлем.
– Давай к огню!
– велел Шон и натянул веревку, помогая спуститься Оюну.
Вместо того чтобы послушаться, Уля окунула руки в воду. И тут же почувствовала, как горло сжал спазм от жажды. Оценив высоту потолка и слой почвы над головой, Уля поинтересовалась:
– Как думаешь, её можно пить сырой?
Шон ответил удивленным взглядом:
– Сырой? А, ты так некипяченую воду называешь. Я бы не рискнул. Возьми фильтр!
Трубка размером с велосипедный насос лежала в кармане рюкзака. Холодная вода была восхитительна! И даже небольшой химический привкус не испортил удовольствия.
Мужчины тем временем спустили все необходимое и тоже кинулись к ручью. Басану вода отправилась в ведре, его фильтр остался наверху.
Ужин готовили на сухом топливе - кизяка и привезенных с собой дров было мало, их экономили для костра, чтобы хоть немного осветить пещеру. Густой суп из сублимированных овощей и вяленого мяса, кофе, которого было немного и заваривался он в особых случаях, галеты... Уля сидела на спальнике, и от сытости её клонило в сон. Тени плясали по ближней стене, возле которой выстроили стоянку, а дальняя терялась во мраке. Туда и убегал, чуть перекатываясь по плоским камешкам, ручей.
– Интересно, что там дальше? Какие тайны скрывают эти камни?
– Кто знает, - Шон присел рядом и протянул уже ставший привычным отвар.
– Залпом!
Уля вздохнула. Шок от произошедшего давно прошел, и она не видела надобности в лекарстве. Но Шон был неумолим:
– Еще несколько дней! Кто знает, что случится завтра. Смотри на это, как на профилактику.
Пила на выдохе - так горечь казалась меньше. Ей показалось, что вкус немного другой, словно положили еще какие-то травы. Но спросить не успела: усталость и сытный ужин одолели. Уля, поддерживаемая сильной рукой, улеглась на спальник и громко зевнула. И, словно в ответ, из темноты долетел звук. Эхо шагов, не заглушающий голоса. Шон повернул голову, и улыбка тронула губы: к костру, один за другим, выходили люди.
Уля попыталась сесть, но тело не слушалось. Руки и ноги словно лишились костей, а веки налились свинцом. Через минуту сон сковал крепче кандалов.
17
Голову словно зажали в тисках. Ульяна застонала, не в силах повернуться. И тут же чьи-то руки помогли приподняться, а в губы ткнулся край чашки.
Питье пахло цветочным медом и ветром. Как так, Уля понять не могла, но и других ассоциаций не возникло. Как только чашка опустела, руки исчезли, позволив улечься обратно. Сверху над кроватью нависал тканевой потолок. Уля попыталась повернуться, чтобы оглядеться, благо боль прошла, и теперь это можно было сделать, не опасаясь потерять сознание.
Пальцы скользнули по гладкой ткани. Уля глазам не поверила: шелк! Натуральный, белоснежный, как горные пики Тибетских гор. Она их никогда не видела, но была почему-то уверена, что они именно такого цвета. Почему на ум не пришли Анды, Монблан или тот же Эверест, Уля не задумывалась. И продолжала оглядываться.
Первое, что бросилось в глаза, - затейливая деревянная решетка. Она окружала кровать с трех сторон, образуя подобие ажурной комнаты. С четвертной стороны « вход» закрывала занавеска из ровных круглых бусин. Они еще покачивались, потревоженные рукой отступившей от кровати девушки.
– Где я?
Вместо ответа девушка присела в реверансе. Колокольчики на воткнутых в прическу шпильках закачались, наполняя комнату мелодичным звоном.
– Что это за место?
И снова тишина в ответ!
Уля испугалась. Последнее, что она помнила, - это ручей, голоса и какие-то люди с факелами. Судя по поведению, Шон их знал. Шон!
Первым порывом было узнать, где он и потребовать объяснений. Но от резкого движения перед глазами завертелась карусель, и девушка, вскрикнув, кинулась помогать.
Нежный голос зачирикал что-то, снаружи донеслись шаги, и кто-то зашептал на незнакомом языке. Через пару минут рядом с кроватью материализовался седовласый мужчина.
Длинный балахон, украшенный на груди вышивкой, зацепился за порожек, и сопровождающий молодой человек в высокой шапке, чем-то напоминающей кивер, опустился на колени, чтобы освободить его. Все терпеливо ждали.
Отвесив поклон, мужчина заговорил. Приятный баритон, хорошо поставленный голос... но вот Уля не понимала ни слова.