Вечная любовь
Шрифт:
Тень на песке. Тигр, приготовившийся к прыжку. Гибкий, могучий, страшный... Ульяна осталась стоять на месте, хотя инстинкты кричали, вопили, орали, требуя бежать.
– Ты не справился? Твоего...
– Уля замешкалась, произнести это слово по отношению к живому человеку было непросто, - хозяина убили?
Шон тряхнул головой:
– Не хозяина - господина! Белый Тигр не был рабом! И наказали меня не поэтому.
– Значит, все-таки убили... Скажи, а разве можно убить бога?
– Боги не умирают. Они могут лишь развоплотиться,
– Подожди, я запуталась... Тебя ведь наказали из-за того, что не справился с заданием? Но твой господин остался жив?
– Причина в другом, - Шон заметно волновался.
– Я осмелился полюбить дочь Небесного Владыки. Я, зверь. И она ответила взаимностью.
– Даже в мире богов существует неравенство, - ветер бросил в беседку пригоршню лепестков. Уля поймала один и растерла в пальцах, ощущая сладковатый аромат.
– Слуга полюбил госпожу... и за это поплатился. А она?
По лицу Шона пробежала судорога:
– Нас наказали не за любовь. Но только Лишана могла запечатать Врата, отрезав уровень демонов от остальных миров. Это был её долг... но она им пренебрегла. Мы сбежали, и звери Небесного Владыки взяли наш след. А потом...
Шон отвернулся. Уля разжала пальцы, позволив измятому лепестку упасть. Спрашивать ни о чем не стала и лишь с трудом сдерживалась, чтобы не подойти, не обнять, не утешить. Прошлое и все беды показались такими мелкими! Реальность была больнее: страдающий Шон. Но мысль, что на самом деле он еще любит эту таинственную Лишану, сводила с ума. И мешала поддаться порыву.
– Ты же сам говорил, что боги не умирают, - прошептала скорее для себя, чем для него.
– А она все-таки дочь бога.
– Она - Хранительница Врат, дитя Небесного Владыки... И она умерла.
Кулак впечатался в стол так, что подпрыгнули стоящие в центре чашки. Высокая полупрозрачная ваза опрокинулась, и на гладкой поверхности расплылось мокрое пятно. Оно огибало чашки и блюдца, захватывая пространство, и дерево темнело, впитывая влагу.
– Испортится!
– охнула Уля, привычно ища, чем бы вытереть.
– Неважно!
– Шон перехватил её руку.
– Починят. Или выкинут. Здесь много мастеров.
Она отшатнулась. Прикосновение не было неприятным, напротив, но мозг продолжал посылать сигналы, что этот человек - опасен.
Шон не стал удерживать, но синие глаза на миг потемнели, словно он разозлился или... почувствовал боль?
Шорох отвлек от разговора. У входа в беседку согнулся в поклоне слуга. На нем была точно такая же высокая шапка, как на ученике господина Шу, но украшенная золотой накладкой, и цвет длинного балахона отличался.
– Чего тебе?
– Госпожа ищет вас. И говорит, что все готово.
– Я понял, - Шон отпустил посыльного взмахом руки.
Он казался спокойным, но пальцы лихорадочно пробежались по вышитому поясу, поправили одежду, проверили, туго ли затянута лента, удерживающая волосы.
И только справившись с минутным волнением, Шон повернулся к Уле:
– Ты ведь хотела увидеть гробницу? Пойдем, - и протянул руку.
Она отступила. Случившееся убило даже жажду знаний и любопытство исследователя.
– Не хочу, - перевела взгляд на поля. И задала вопрос, который волновал с самого утра: - Скажи, ты можешь вернуть меня домой?
Шон ответил не сразу. А потом выдохнул:
– Да. Я обязательно верну тебя домой, Принцесса.
19
Уля улыбнулась. Интуиция вопила, что верить ничему нельзя, но надежда не позволяла ей поднять голову.
– Когда?
Шон снова замялся:
– Чуть позже. Ну, пойдем?
И он опять протянул руку.
Уля шла по похрустывающему гравию дорожки и не понимала, почему так легко поверила обещанию. И почему, несмотря на убийство Джастина, она не боится.
У входа в дом Шон замедлил шаги:
– Тебе нужно переодеться.
Уля согласилась: двухслойный халат мало годился для выхода в свет, тем более - в гробницу. Как археолог, Ульяна не испытывала к костям особого пиетета, но в этом месте гробница почиталась, как святыня, и следовало проявить уважение.
Служанки были предупреждены. С поклонами провели в комнату, показали, что нужно встать на круглое возвышение. А потом началась пытка.
Сперва белье. Белые шелковые шорты, сверху - штаны до середины икры, которые снизу закрепили специальными ленами, скрепив их затейливыми узлами.
Затем подали блузку, края которой удерживались завязками, пришитыми по бокам. Потом был белый же халат, расшитый цветами. Второй оказался алым и очень тяжелым от золотой канители и жемчуга. К широкому поясу девушки подвесили длинные цепочки, которые тихо позвякивали при каждом движении.
Закончив с одеждой, служанки усадили Улю перед туалетным столиком и занялись волосами. Умело сворачивали пряди в послушные жгуты и закрепляли длинными шпильками, с которых свисали колокольчики. Завершила убранство осыпанная жемчугом диадема, чем-то напоминающая маленький кокошник. Напоследок принесли туфли: на высокой подошве, почти платформе. Загнутые носы цеплялись за подол, так что Уля не сразу поняла, как в них ходить. Да и вообще, как двигаться во всем этом великолепии.
К счастью, первые шаги ей помогли сделать, подхватив под руки. И поддержали на лестнице. А во дворе ждал паланкин.
Восемь носильщиков согнулись в поклоне. На них были просторные штаны и странные рубахи с одним рукавом. Мускулистые тела поблескивали то ли от масла, то ли от пота - солнце палило нещадно.
В носилках от него закрывал красный зонт, закрепленный за спинкой стула. В его ручки Уля вцепилась что есть силы, когда мужчины слаженным движением подняли паланкин, ставя себе на плечи.