Вечная молодость
Шрифт:
– Позаботьтесь хорошенько о ней, за это мы добавим ещё парочку АМОС сверху.
Позади меня Сай начинает двигается, я поворачиваюсь к нему и умоляюще качаю головой.
– Конечно, конечно. Она ни в чём не будет нуждаться. А сейчас идите, не теряйте времени. Мы же не вечно будем в городе.
– В голосе Киприяна слышаться радостные нотки. Видимо, мысль о деньгах согревает его.
Мы с Саем выходим из вагончика, и я слишком сильно захлопываю за собой дверь.
– И что это значит?
– спрашивает Сай и отворачивается.
– Она должна быть где-то здесь.
Он осматривает вагонетки и начинает обходить их все по
– Сай!
– Ты же должна знать, какого цвета был вагон!
И вправду, я знаю. Он был покрыт красным лаком, как и большинство здесь, но я не думаю, что Пейшенс, уже два дня находится среди цирковых зверей. С другой стороны, я также не знаю, где ещё её могли бы скрывать.
– Сай, я...
– Сделай уже что-нибудь, помоги мне в поисках!
– разворачивается он ко мне.
– Ты знаешь, что с нами будет, если мы не вернём малышку домой в целости и сохранности?
С нами? Я не понимаю, в каком направлении идут его мысли. Что с нами произойдёт, - второстепенно, намного важнее, чтобы Пейшенс никто и пальцем не тронул. Даже если и то, и другое, естественно, неизбежно тесно связано между собой.
– Послушай, - продолжает Сай, всё ещё рассерженный.
– Я не могу...
Дверь директора цирка вновь открывается.
– Вы хотели найти деньги, вы не забыли? Или вы сначала хотите насладиться представлением, а? Ну давайте, испаритесь уже, пока я вас отсюда не вышвырнул!
– Пойдем, - шепчу я Саю.
– У меня есть план.
Глава 17
Лавка подо мной издаёт протестующий звук, когда я встаю и залезаю на сиденье. Отец семейства, рядом с которым я до этого сидела, с сомнением рассматривает меня. Мы сидим на последнем ряду, и, к счастью, остальные зрители смотрят на манеж, где горит свет. Отец здесь с двумя девочками. Их глаза подкрашены переливающейся синевой, волосы закручены в улитку. Кажется, близнецы сейчас - последний писк моды. Когда родилась Пейшенс, в тренде было быть единственным ребёнком в семье, но пёстрые платьица, в которых наряжали маленьких промышленников, с тех пор не изменились. С годами их платья становятся темнее, пока они не входят во взрослую жизнь, с трёх бортными костюмами и тяжёлыми платьями из шёлка, отороченного порчей.
– Это часть шоу, - шепчу я отцу семейства и запрыгиваю на барьер, отгораживающий ряд сидений сзади.
Он понимающе кивает. Внезапно в его глазах появляется дружелюбный блеск. Пожалуй, он думает, что если я часть этого фантастического шоу, то это нормально, что я лазаю по барьеру.
Проходит мгновение, прежде чем я нахожу опору своими сапогами. Для проверки я вытягиваю руку в высоту - работает. Лучше бы я смотрела цирковое представление со своего места, но я здесь не для развлечения. Я оборачиваюсь. В нескольких сантиметрах от меня находится брезент шатра, между ним и мной - несколько метров вниз, но я сомневаюсь, что упаду.
Конус света блуждает по полу манежа, бесцельно, выискивающе. Затем он находит тяжёлый занавес и повисает на нём. Красные бархатные шторы расползаются, и на арену выходят акробаты, выполняя сальто. Публика ликует, и я тоже с трудом могу оторваться от такого зрелища. Всё настолько старомодно, как частица прошлого, которая спаслась из старого мира и перешла в настоящее.
Я
Пока акробаты строят живую пирамиду, я блуждаю взглядом по кругу до открытого занавеса. Я замечаю движение и внимательно всматриваюсь. Смутно я могу распознать Сая, который держит руку поднятой. На ней сидит величественный беркут, на его голове - клобук для ястребов.
Я глубоко вдыхаю и тоже поднимаю руку. Она закутана в ткань, которая, я надеюсь, достаточно плотная. Я машу Саю куском кроличьего мяса - это сигнал. Он делает шаг из тени вперёд и стягивает чехол с головы беркута. Хищник суетливо оглядывается, привыкая к своей вновь обретённой свободе. Почти трогательно выглядит то, как он для проверки расправляет крылья, прежде чем издать пронзительный крик и взлететь в воздух. Он стремительно бросается прямо на меня. Пара испуганных вскриков проносится между зрителей, но большая часть из них всё ещё сосредоточена на представлении.
Я мигом закрываю глаза. Не хотелось бы, чтобы эта птица выколола их своим острым клювом. Но мне повезло. Беркут устраивается на моей руке и хватает мясо с ладони, торопливо поглощая его. Он весит гораздо больше, чем я ожидала, и мне приходится прикладывать усилие, дабы сохранить равновесие.
Когда он покончил с едой, у меня на мгновение возникает чувство, будто он смотрит мне прямо в душу. Его живые глаза прикованы ко мне, затем он вновь взлетает и делает два, три неуверенных круга под сводом шатра, прежде чем броситься вниз в толпу.
И вот раздаются вскрики в рядах, некоторые посетители вскакивают, другие, прикрываясь, держат руки перед лицом. Тем временем, акробаты тоже заметили зверя и изумлённо оглядываются. Вновь и вновь пикирует беркут, чтобы съесть кроличье мясо, разбросанное мной по всему шатру.
Начинается паника, зрители покидают свои места и пытаются протолкаться через главный вход на улицу. Особо отважная акробатка ещё показывает одну грациозную фигуру, заслуживая всего лишь одиночные аплодисменты. Затем последние посетители очнулись от своего оцепенения и спешат на улицу. Как и недавно рабочие в Хайворте, они хотят лишь одного: спасти свою шкуру. Акробаты следуют за ними и скрываются в толпе у входа. Лишь отец передо мной успокаивает свою семью и заговорчески подмигивает мне. И правильно. Насколько мне известно, беркуты не хватают людей, а здесь сверху он всё же в большей безопасности, чем в паникующей массе перед дверью.
Сай подзывает меня к себе, а птица всё ещё кружит над нами, пронзительно крича.
Проворно я карабкаюсь вниз по перилам и приземляюсь на пол между распорками, удерживающими ряды. Я ползу по ним до манежа, пересекаю его быстрым шагом и скрываюсь за занавеской.
– Хорошая работа, - шепчет мне Сай.
Я улыбаюсь.
– Взаимно. А теперь - быстро!
Сгорбившись, я пробегаю мимо жилого вагончика директора и скрываюсь между перегородками для овец. Сай ни на секунду не отстаёт от меня. Только он наклоняется рядом со мной, дверь Елисея Киприяна открывается, и взбешённый директор цирка устремляется наружу. Быстрее, чем я могла бы предположить, он исчезает в цирковом шатре. Вскоре после этого раздаётся его ломанный голос через громкоговоритель. Он просит тишины и успокаивает посетителей, призывая не вдаваться в панику.