Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
– Так мы договорились?
– неуверенно протянул Зуфар.
– Щедрый, когда дарит, забывает привычку считать...
– Что вы хотите?
– О, совсем немного...
– Перс положил снова на кошму плетку, полюбовался ею и сказал: - Портрет красавицы всегда нуждается в рамке... В золотой рамке...
Зуфар понимающе развел руками:
– Но я сказал, что у меня в кармане нет даже дырявого шая...
Скорбно вздохнув, перс покачал головой:
– Начальник келатской жандармерии
– Но у меня нет и...
– С вас я возьму пятнадцать... Пять туманов за риск... И наличными...
– В моих карманах пусто, - с отчаянием сказал Зуфар. Он думал только, как бы поскорее выбраться из саккаханы.
– Размышления украшают мудрого. Торопливость от дьявола... Располагайтесь на кошме... Во имя бога, господин, желаю вам крепкого сна, и да посетят вас приятнейшие сновидения!
Пятясь и кланяясь, перс удалился, не забыв прихватить с собой драгоценную плетку.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ловушек полон хитрый мир,
и болен бедный век,
И даже очи мудрецов застлала
пелена.
У б а й д у л л а З а в к и
Смысл слов не доходил до сознания. Судя по голосам, разговаривали двое мужчин... Говорили тихо о ребенке.
О каком?
Чей-то ребенок кому-то мешал.
Один голос бубнил. Голос знакомый. А! Конечно, это говорит господин Али Алескер. Это его же излюбленное "Ах, тьфу-тьфу!" Но почему тогда он, обычно такой добродушный, жизнерадостный, говорит так зло. И все же точно, голос принадлежит господину Али, хорасанскому помещику и коммерсанту.
Второй голос... О, как она ненавидела Анко Хамбера. Очень вдруг захотелось Насте-ханум пойти и плюнуть ему прямо в глаза.
Но слов нельзя было разобрать. Собеседники говорили враз, не слушая, перебивая друг друга. Настя-ханум никак не могла понять, о чем идет спор. Али Алескер и Анко Хамбер спорили.
И вдруг опять упомянули про ребенка.
О! Настя-ханум рванулась к дверям. Тяжелые их створки были приоткрыты.
Анко Хамбер доказывал:
– Ребенок сыграл свою роль... Довольно. Пора его убрать. Довольно азиатских наивностей.
– Да буду я вашей жертвой - ах, тьфу, тьфу!.. Ребенок - залог.
– Чепуха!
– К тому же женщина красива! Он - жуир, сибарит. Застрянет здесь, в Мешхеде, не на один день. Все средства удобны, дорогой, а особенно красивая женщина. "Уголок твоей брови - жилище моей души. Даже у шаха нет уголка приятнее".
– Неумело и... постыдно!
В беспорядочный разговор вмешался третий собеседник. Настя-ханум сразу же узнала сипловатый гортанный голос араба Джаббара ибн-Салмана.
Он заговорил, и оба спорщика замолчали.
– Да! Некрасиво поступать так с женщиной... Пакостно... На
– Тьфу-тьфу! Это не мешает нам ценить и... любить женщин, - пискнул Али Алескер.
– Неумно и некрасиво, - повторил убедительно Ибн-Салман.
Он сделал маленькую паузу и продолжал:
– Вы подумали? Ваша жертва - женщина. Постыдно! Гнусность. Уважение к женщине-матери у восточных народов превыше всего. Прекратите!
Снова запищал Али Алескер:
– Ничего не вижу такого. Ребенок - его слабый пунктик. Все приготовлено.
– Укусы свойственны... хорькам. Даму избавьте от ваших... от вашего...
Али Алескер возражал:
– Ребенок - уточка... Знаете, как в Читрале соколов ловят? Сидит на крыше дома беспомощная уточка. Сокол - этакой серой смертью с небес вниз! Цап! А за веревочку сквозь дырку охотник уточку тянет. Сокол думает, что добыча вырывается, и как вцепится и - ах, тьфу-тьфу!
– прощается со свободой. На ребенка он пойдет с закрытыми глазами... Слабый пунктик его... ребенок.
Боже! Они говорят о ее ребенке. Настя-ханум не могла думать ни о чем другом, как о своем сыне... Ей казалось, что все говорят и думают об ее Андрейке. Но почему они говорят: "Сыграл роль", "Довольно путаться". Как смеют они даже говорить такое!
Как ужасно стоять вот так у дверей и ловить обрывки непонятных, жутких фраз. Сердце может разорваться... Настя-ханум едва сдержала себя. Рука ее сжимала ручку двери.
Рано... рано...
Все-таки еще мгновение, и Настя-ханум рванула бы на себя дверь.
Но не рванула.
Настя-ханум, затаив дыхание, слушала. Она почти задыхалась и слушала.
Анко Хамбер вспылил:
– Чепуха... Не устраивайте спектаклей. Мы перехватим сокола по дороге. Ребенок не нужен. Дальше он только помешает.
– Тьфу-тьфу!
– заплевался Али Алескер.
– И ребенка, и эту... как вы ее назвали, дуру пора убрать.
– Все методы хороши, - повторил Анко Хамбер, - не понимаю ваших потуг на благородство, я...
Его перебил писк Али Алескера:
– Прекрасно! В Курейшит Сарае и устроим встречу господину дервишу... Э! Что такое?
...На пороге стояла Настя-ханум. Несмотря на растрепанные волосы, блуждающий взгляд, вспухшее от слез лицо, она была все так же прекрасна, так же обаятельна.
Анко Хамбер и Али Алескер вскочили. Стоявший посреди комнаты Джаббар ибн-Салман поклонился, подошел к ней и в высшей степени вежливо и церемонно проводил ее к креслу. Все выжидательно и напряженно смотрели на молодую женщину.
Настя-ханум дрожала от гнева. Ей хотелось накричать на Анко Хамбера, и она мысленно подбирала самые унизительные выражения.