Вечное пламя
Шрифт:
Такой острой боли Иван не ожидал. Видимо, палка попала по подсохшей ссадине. Лопухин засучил ногами, но сделать ничего не смог, только замычал глухо.
Немец замахнулся снова. Иван сжался, но удар пришелся не по лицу. Теперь фон Визель ударил по распухшему колену.
Лопухин заорал.
– Идиот, – прошипел немец, возвращаясь к столу.
Он в раздражении бросил стек на бордовую поверхность. Вытащил из ящика лист бумаги, вернулся к Ивану.
– Иван Лопухин, – прочитал фон Визель. – Был в нашем отряде политруком. Участвовал в ряде диверсионных акций. Принимал активное участие в разработке планов очередных диверсий. Занимался политической и агитационной работой среди простых солдат. Является приближенным генерала Болдина. – Он поднял взгляд. – Нам известно все.
– И чего тогда спрашивать? Если все известно…
– Зачем вам был нужен доктор Струбе?
– Значит, не все известно? – спросил Иван.
Немец схватился за стек.
– Зачем вам был нужен доктор Струбе?!
– Ну зачем еще нужны доктора? Как вас там… фон… – Мысли Лопухина путались. – Что вы идиотничаете, в самом деле? Зачем нужен доктор… Лечить!
– Кого?
– Раненых.
– Много?
– Чего?
– Раненых.
– Пошел ты…
Фон Визель снова ударил Ивана по колену. Потом еще раз. И еще…
Лопухин орал не переставая, но немец бил и бил.
– Зачем был нужен Струбе? Что он тебе рассказал?
– Ничего! Ничего! Ни-че-го-о-о-о!!! – кричал Иван, стараясь увести из-под удара поврежденное колено.
– Где сейчас Болдин?
– Не знаю!
– Куда ты вел доктора? Куда?
– Никуда! Не знаю!
Немец схватил Ивана за горло, сжал холодными пальцами кадык. Лопухин захрипел, задергался.
– Ты мне расскажешь все…
– Sie es erw"urgen Sie, der ober-Leutnant, [9] – сказал кто-то из темноты.
9
Вы его удушите, обер-лейтенант (нем.).
Фон Визель замер. Иван видел перед собой его водянистые, змеиные глаза.
Затем руки, сжимавшие горло Лопухина, разжались. Фон Визель отошел, отряхиваясь и поправляя китель.
– Von ihm gibt es keinen Nutzen. Dennoch – der Galgen. [10]
– Ja, aber ich wollte mit ihm reden solange, bis er sich ins St"uck des Fleisches verwandeln wird. [11]
– Bitte. Er Ihren. [12]
Фон Визель забрал из стола какую-то папку и вышел.
10
О него нет никакой пользы. Все равно – виселица (нем.).
11
Да, но я бы хотел поговорить с ним до того, как он превратится в кусок мяса (нем.).
12
Пожалуйста. Он ваш (нем.).
Лопухин, тяжело дыша, ждал, когда успокоится колено, в которое, казалось, кто-то воткнул кусок раскаленного железа.
Тот, другой немец тоже, казалось, чего-то ждал. Его не было видно в темноте. Только красный светлячок сигареты и силуэт.
– Все-таки мясник этот обер-лейтенант… – Голос был глубокий, с аристократическими нотками. – Мясник. Устроил тут комедию в средневековом стиле. Он просто злится, что его выдернули сюда из Гродно.
Немец встал, подошел ближе. На нем была черная форма. В петлицах виднелся дубовый листок. Лицо…
А вот лицо Ивану показалось смутно знакомым. Где-то он видел эту холеную, с тонкими усиками, орлиным носом и хищными бровями физиономию. И пенсне… Видел. Но где?
– Все вопросы образованные люди могут решить и без этих… – Немец кивнул в сторону стека. – Штучек. Вы курите?
Иван молчал.
Немец хмыкнул. Подошел сзади, несколькими рывками освободил Лопухину руки. Тот сразу обхватил больное колено, будто это хоть чем-то могло помочь. Немец отошел за стол, сел чуть боком.
– Скажите, а чего вы запирались? Играли в разведчика? Это совершенно бесполезно, да и болезненно. Редко кому удается удержать секреты при себе. Человечество придумало массу способов развязать язык.
Иван молчал.
– Не жмитесь. – Немец махнул рукой. – Я не собираюсь спрашивать вас о генерале Болдине и остатках его отряда. Этим пусть занимаются другие. Вон тот же фон Визель… У меня к вам разговор другой.
Лопухин все так же молча разглядывал его.
– Да что же это… – Немец шлепнул себя по колену. – Не стоило вас сразу отдавать в руки этому болвану. Ладно… Начнем сначала. Как вас зовут, мне известно, а я – Генрих фон Лилленштайн. В званиях сейчас надобности нет. Побеседуем с вами просто так. Почти неофициально.
И тут-то Иван вспомнил, где видел и профиль этот орлиный, и пенсне, и усики! Только пенсне тогда было разбито, усики залиты кровью и лицо белое, восковое…
Фон Лилленштайн был убит по дороге на Гродно во время рейда сводной роты генерала Болдина.
«Выжил? Ранен был только? Притворялся? – заметалось в голове у Лопухина. – Что происходит-то, черт побери?!»
– Ну как, вы согласны? – поинтересовался Лилленштайн.
– Да, – ответил Иван хрипло. – Только вот пить хочется…
– Это не беда.
Немец встал, налил из графина воды, протянул Лопухину. Тот выпил жадно, обливаясь.
Лилленштайн стоял рядом. Живой. Пахнущий дорогим одеколоном. Отглаженный и чистенький. Но Иван помнил, точно помнил это лицо… Кровь… Хотя форма была иная.
– Легче?
– Да, спасибо.
– Вообще, знаете, я попробую вас заинтересовать… Вы ведь коммунист? Нет-нет, не надо молчать. Мы только-только начали интересную беседу. Мне все равно, кто вы по партийной принадлежности. К тому же ваш товарищ, может быть бывший товарищ, наговорил достаточно, чтобы повесить вас рядом с этим бандитом. Вы, вероятно, видели местную виселицу? Так вот, если наш с вами разговор будет… удачным, то, возможно, лагерь будет для вас лучшим выходом. Поверьте, смерть – это не то, что можно назвать… желанной штукой.
Лилленштайн все так же улыбался, но в глазах… в глазах промелькнуло нечто особое. И Иван поверил. Немец знал о смерти не понаслышке.
– Мне ваше лицо кажется знакомым, – вдруг сказал фон Лилленштайн. – Мы не могли встречаться? Вы бывали в Европе?
Лопухин отрицательно покачал головой, чувствуя, как душа уходит в пятки.
– Но определенно я где-то вас видел. Не могу вспомнить.
– Такое бывает.
– Да-да… – Немец встряхнулся. – Но продолжим, потому что фон Визель не станет долго ждать. Вы готовы к диалогу?