Вечное пламя
Шрифт:
– Вы слишком восторженно смотрите на мир, Вальтер. В детстве есть множество неприятного. Я воспитывался в приюте. Это было невесело.
– Да, да… – Улыбка сошла с лица куратора. – Увы. Как много еще детей, которым не хватает ласки, материнских рук… – Он отвернулся от племянницы. – Знаете, Генрих, я действительно очень люблю детей. Это, наверное, одна из моих немногочисленных слабостей. И не люблю женщин. Это очаровательное существо, к сожалению, вырастет. И превратится в одну из этих… – Вюст вздохнул и кивнул в сторону соседнего столика.
Лилленштайн обернулся. За столиком сидели три
– Искренне жаль, – снова вздохнул Вюст. – Но пока она так мала, что это не может не вызывать умиления.
Фон Лилленштайн не нашелся что ответить. Он пришел сюда совсем не затем, чтобы обсуждать женские недостатки и счастливое детство немецких детей. Но куратор уже и сам настроился на деловой лад.
– Как вы, Генрих, относитесь к военному делу?
Лилленштайн удивленно поднял брови.
– Как любой офицер рейха. Это мое призвание.
– А к дымовой завесе?
– Дымовая завеса – это средство маскировки. Если его используем мы, это идет нам на пользу. Если враги, то я буду благодарен ветру, который смешает их планы. Мне не понятна цель ваших вопросов, Вальтер.
– Я поясню. Все просто, Генрих, вы ведь знаете о некоторых проектах организации, которую я курирую?
– Да. – Фон Лилленштайн отвел глаза, что не осталось без внимания Вюста.
– Я понимаю вас. Полая земля. Изначальный лед. Горячечный опиумный бред. А тем, кто в это поверит, – место в приюте для душевнобольных. Если не где-нибудь подальше. Удивлены? Я вам скажу больше, я презираю этих болтунов, что выдвигают подобные идеи. И тех, кто оказывает им покровительство.
Лилленштайн тихонько кашлянул. Вальтер Вюст перехватил его взгляд и сказал:
– Не беспокойтесь, к рейхсфюреру это не относится. Это человек более чем здравомыслящий. А знаете, какую цель преследуют идиоты вроде Гербигера и Бендера? Банально просто. Им нужны деньги, как и всяким шарлатанам. Они изобретают идеи, одну бредовей другой. Про перевернутый, вогнутый мир, про гляциальную космогонию, масштаб никак не меньше Вселенной! А цель – получить побольше золотишка в свои карманы. Их на самом деле не волнует судьба рейха. Да и судьба остального мира тоже. Все эти лозоходцы, уроды с маятниками заслуживают одного – виселицы.
Вюст замолчал, хитро поглядывая на Лилленштайна. Тот прокашлялся. Чтобы скрыть неловкость, поднял чашечку с кофе, отпил, но, не выдержав молчания, спросил:
– Так почему же вы держите их у себя? Откуда эти слухи… что…
– Что сам фюрер оказывает им покровительство? – закончил за Лилленштайна Вальтер. – А как вы думаете? Фюрер похож на человека, который станет прислушиваться к идиоту, что раскачивает маятник над картой?
– Это очень странный вопрос. – Генрих почувствовал, как напряглись мышцы лица. Выпрямился. Портупея опасно хрустнула.
– Бог с вами! – Вюст замахал руками и засмеялся. – Я не провокатор! Это было бы слишком просто. Если вы боитесь отвечать, я вам помогу. Фюрер ни на пфенниг не верит словам этих клоунов. Да! Именно клоунов. Я вам скажу больше: эти ребята не видели фюрера ни разу в жизни. Ни ра-зу!
– Но как же?..
– А так. – Вюст хитро улыбнулся. – Дымовая завеса. Помните? На что-то же должны сгодиться шарлатаны, мракобесы, шизофреники! Дым! – Он взмахнул руками, изображая в воздухе нечто большое, аморфное, как облако. – Мы будем давать им денег. Подсунем парочку крупных, настоящих ученых, чтобы они, надувая щеки, поработали на этих психопатов. Организуем парочку экспедиций! Пусть. Пусть о нас думают как о клоунах. Пусть даже смеются! От смеха еще никто не умирал.
– Зачем вы мне это все рассказываете? – Фон Лилленштайн почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он лучше всех знал, чем кончаются такие разговоры.
– Наше ведомство плотно связано с вашим, сами понимаете. – Вюст поднял глаза вверх.
– Понимаю.
– Таким образом, мы имеем возможность внимательно присмотреться к людям из СС. Очень внимательно. И некоторым, вроде вас, мы делаем особые предложения. Делаем и вам.
– От этого предложения я не смогу отказаться, не так ли? – Лилленштайн с деланым равнодушием отхлебнул кофе, но тот уже остыл и имел мерзкий вкус. Глаза Вюста смотрели внимательно, цепко, теперь этот человек меньше всего напоминал доброго дядюшку очаровательной девочки, любящего детей и несчастного в личной жизни. Перед Генрихом сидел жесткий, сильный человек, чьи холодные глаза смотрят в самую душу, и эта душа трепещет, бьется в испуге, в ужасе. Оттого что ее видят…
– Вы не пожалеете, – произнес Вальтер.
И жизнь барона фон Лилленштайна изменилась навсегда.
Через несколько лет он впервые остановился перед дверями, на которых вместо обычного номера была прибита дощечка с рунным плетением.
– Прошу, – Вюст широко распахнул дверь, пропуская Лилленштайна вперед. – Это ваше!
– Так уж и мое… – Генрих усмехнулся.
– Ваше, ваше. – Вюст закрыл двери и прошел следом за Лилленштайном. – Именно вы станете отвечать за этот проект.
Они прошли по коридору. Сдали оружие дылде эсэсовцу, что стоял за высокой стойкой. Расписались в ведомости.
Эсэсман нажал какую-то кнопку. Раздался мелодичный звонок, и часть стены откатилась в сторону.
– Я ожидал чего-то более впечетляющего, – фон Лилленштайн натянуто улыбнулся, рассматривая помещение лаборатории. Какие-то колбы, реторты, провода. Все то, в чем он сам ни черта не понимает. Несколько человек в белых халатах.
И большая клетка в центре комнаты.
От ее вида Генриху стало не по себе. В таком вольере могли бы содержаться большие животные. Например, обезьяны. Человекообразные обезьяны. Однако наличие в клетке деревянного кресла и кровати не оставляло никаких сомнений…
– От научно-технического прогресса никуда не денешься. – За спиной Вюста закрылась дверь.
К ним навстречу неторопливо шел плотный, чуть обрюзгший человек с характерными короткими усиками. Два дубовых листочка и звездочка посверкивали серебром в его петлицах. Лицо этого человека Лилленштайн знал очень хорошо.
Генрих вытянулся, громко щелкнул каблуками и вскинул руку вверх.
– Хайль… – скрипуче отозвался старик, то ли махнув рукой, то ли ответив на приветствие.
Лилленштайн замер.