Вечное пламя
Шрифт:
– Н-нет… – Вальтер разогнал дым ладонью. – Тут мы ступаем на скользкую поверхность, Генрих. Скользкую потому, что есть некие определения, с которыми мы неизбежно станем конфликтовать.
– То есть?
– Чтобы жить, человечество придумало множество определений. Поскольку люди не могут не двигаться вперед, получалось, что одни определения устаревали, другие теряли актуальность… Ну кто сейчас вспомнит про трех китов и черепаху, на которых держится плоская Земля? Только служители музеев. Наука ушла далеко, мы освоили пространство, сузили мир до размеров грецкого ореха. Самолеты, корабли… Все это не оставляет ни малейшей лазейки для
– Какая же?
Вюст пожал плечами.
– Вот тут начинаются проблемы с определениями. Многие из них остались неизменными еще со времен слонов, китов и черепахи. Представьте, что к вам заявится какой-нибудь географ и скажет, что нашел землю, где живут песиглавцы! – Вальтер коротко хохотнул. Напряжение медленно отпускало. – Так и в нашем случае. Однако в роли этого неудачника-географа выступлю я. И скажу, что знаю, где находится тонкий мир. Мир, где обитают души. Мир, куда ушли все чудеса, когда человек подступил к ним с микроскопом и скальпелем. По сей день этими вопросами занималась только церковь. Однако делиться своими знаниями она особенно не жаждет – то ли от большого ума, то ли от жадности. Потому что даже небольшие открытия в этой области сулят значительную прибыль. Недаром в области сверхъестественного так активно копают всякие шарлатаны, все те, кто чует наживу, как собака гнилую кость. В нашей с вами организации их более чем достаточно.
– Скажите, Вюст, вы заговариваете мне зубы? – поинтересовался фон Лилленштайн.
– Нет. Я же предупреждал вас, что это разговор скользкий и непростой. Вы сами задаете такие вопросы… Так что терпите. Я говорил о церкви? Вам не кажется странным, что у нас нет особенных трений с Ватиканом? Несмотря ни на что, Ватикан молчит. А кое-где даже одобряет нас. Просто мы работаем в одном направлении. Мы осваиваем новые территории. А церковь у нас вот где! – Вюст сжал кулак.
– Как так?
– Ну, видите ли, – Вальтер усмехнулся, – к нам в руки попали очень важные бумаги о деятельности церковников. И если они всплывут… я полагаю, что количество честных католиков сильно поубавится. Ватикану выгодней сотрудничать с нами, нежели враждовать. Целый ряд экспериментов проходит в тесном контакте с представителями папского престола. Тут даже отрицательный результат засчитывается.
– А при чем тут я?
– Я хочу, чтобы вы поняли: мы работаем на совершенно незнакомом нам полигоне. Мы работаем там, где веками ни черта не менялось. Где правда очень похожа на вымысел. И потому если вы услышите от меня весьма странные слова, я бы попросил вас отнестись к этому серьезно.
– Я постараюсь.
– Основу нашему проекту положил фон Зеботтендорф. Он же научился находить подходящих людей и так уродовать их душу, что…
– Получались Номера?
– Да. Это была, знаете ли, случайность. Удивительная, но случайность. Он вообще большой везунчик, этот Зеботтендорф. Знаете, откуда берутся святые?
– Церковные?
– Да какие, к черту, церковные… Настоящие!
– Нет.
– Через страдания, – Вюст укутался дымом. – Через страдания их душа совершенствуется! Необязательно физические. Тяготы, испытания. Трудные решения. Они зрят свет, истинный, ясный. И от этого в их душу входит что-то… божественное. После чего любой крестьянин, видя такого человека, говорит: он святой! Так же, как любой человек, глядя на корову, скажет, что это корова. Но есть люди другие. То ли изначально душонки у них с изъяном, то ли… уж и не знаю, что тут виной, но на место исстрадавшейся, ослабшей души приходит нечто совсем иное. С отрицательным, если можно так сказать, знаком. Человеческое в них тает, истончается. И получаются…
– Демоны, – закончил Лилленштайн.
– Номера. – Вюст поморщился. – Номера, дорогой Генрих. Будьте аккуратны в определениях. В словах скрыта большая сила, и не следует употреблять их как попало. Получаются существа без имени, без личности, с огромной жаждой крови, смерти, разрушения. Но это еще не демоны, Генрих. Еще не демоны. Но и не люди. Уже.
– И вы думаете из меня… – Фон Лилленштайн убрал ноги со стола, чуть привстал. – Сделать…
– Ах, вот вы почему всполошились… – протянул Вюст. – Хотя верно. Вы и должны были испугаться. Только вы, Генрих, идете с опережением графика.
– Я не понимаю.
– Наш разговор должен был состояться где-то месяца через два. Но вы почувствовали запах жареного раньше, не так ли?
– Черт, Вальтер, я очень много времени провел с Номерами. У меня совсем не такая устойчивая психика, как вы думаете! Или вы прекращаете темнить, или я за себя не ручаюсь. – Фон Лилленштайн встал. – Я же чувствую, что-то происходит. У меня отняли оружие. Меня ограничивают в перемещениях. Эти ваши доктора… черт бы их побрал, уже смотрят на меня, как на подопытного! Для чего я вам нужен, Вюст? Для чего?!
Вальтер смотрел на него, щурясь от табачного дыма.
– Хотите просто?
– Конечно, дьявол, этого я от вас и добиваюсь!
– Хорошо. Просто так просто, – Вюст кивнул. – Я хочу сделать из вас мага!
Лилленштайн снова опустился в кресло.
– А теперь скажите мне вы, Генрих. Там, – Вюст ткнул пальцем в сторону детской, – никого нет?
– Я офицер, а не зверь, – пробормотал Лилленштайн. – Я не воюю с детьми.
Первый раз его убили в лаборатории. Воскрешение было оплачено жизнями трехсот пятнадцати человек в лагере Заксенхаузен.
Между одной жизнью и другой было много боли, страха, кошмаров.
Открыв глаза, Генрих долго лежал, сжавшись в комочек, захлебываясь слезами, как ребенок. Вюст всерьез беспокоился за его рассудок, но все обошлось.
– Я больше не хочу… Не хочу… – шептал Лилленштайн. – Не хочу…
– Ничего-ничего, – Вюст гладил его по голове, как маленького. – Ничего… Это пройдет. Пройдет. Всегда страшно умирать. А уж рождаться заново так и вообще… хуже некуда.
– Вы не понимаете! – вдруг заорал Лилленштайн. – Там ад! Я не хочу в ад!
В палату ворвались санитары. Генриху сделали укол. И еще неделю он провалялся неким подобием овоща. Вальтер приходил к нему каждый день, что-то рассказывал. Его голос сливался в единое успокаивающее бормотание.
А еще через неделю Генрих вышел из лаборатории штандартенфюрером СС. Готовым на все ради величия своей Vaterland.
Вскоре его сбросили в тыл французам вместе с отрядом Номеров. И несмотря на то, что Номера не пользовались огнестрельным оружием, успех был колоссальным.