Вечные любовники
Шрифт:
Она вздохнула, ей стало его жалко. Она представила себе его в доме, о котором он ей столько рассказывал. Сейчас он, наверное, уже приехал: входит, включает свет, и все оживает. Судя по его рассказам про этот дом, его тяготили воспоминания, многое здесь было связано с женщиной, с которой он прожил столько лет, и уехать отсюда он хотел вовсе не потому, что закончил строить каменную стену. Вероятно, сейчас нальет себе выпить и сядет смотреть телевизор, а банку консервов откроет позже. Она представила себе, как он подносит спичку к камину и задергивает шторы. Где-нибудь в комоде у него, надо думать, припрятана ее фотография — в роли подсолнуха. Может, он сидит сейчас перед телевизором со стаканом виски и держит эту фотографию в руках. «Господи, — пробормотала она, — чего только не нафантазируешь! Если уж в первый раз ничего не получилось, то во второй точно не получится».
— Погрей старые косточки, Нэнси, — сказал бармен, ставя перед ней на картонную подставку, на столик, за которым она сидела, вторую порцию водки с тоником. — А то ночь обещали морозную.
— Да, очень холодно.
После «Траттории Сан-Микеле» она к себе в квартиру заходить не стала — что-то не тянуло. Вместо этого она пару часов бродила по улицам — ждала, пока откроется бар в холле отеля. Заглядывала в витрины магазинов, смотрела на молодых людей, на их раскрашенные прически. Два парня, бритые наголо, в восточных одеяниях, пытались всучить ей какую-то пластинку. Домой она решила не возвращаться еще и вот почему: она надеялась, что с вечерней почтой может прийти приглашение на роль и ей хотелось пожить с этой надеждой подольше. Если она не заглянет в почтовый ящик, а пойдет прямо в отель, то останется шанс — пускай один на миллион, но много шансов ведь никогда не бывает, — что роль достанется ей. Правда, если повезет, то скорее позвонят по телефону, чем пришлют письмо, но и письмо исключать не следует. Вообще, ничего исключать нельзя. Бывает по-всякому.
Теперь она жалела, что даже не попыталась ему это объяснить, пусть бы даже он ее и не понял. Она жалела, что не объяснила ему: главное — это чтобы оставалась надежда. Те же чувства она испытывала, когда Эдди отобрал у нее детей, хотя девочка и была не от него, и когда на суде заговорили о пренебрежении материнскими обязанностями. Тогда она тоже только и делала, что надеялась, ни за что не желала признавать себя побежденной, не желала идти на уступки во всем, что касалось детей. А Эдди женился на другой, на какой-то женщине, которая, вероятно, сочла ее полным ничтожеством, раз она допустила, чтобы у нее отобрали собственных детей. Но она-то в глубине души чувствовала — наступит день, когда дети ей обязательно напишут. Вот и сейчас она тоже не сомневалась: в один прекрасный день придет и то письмо, из театра.
Она сделала глоток водки с тоником. Не сомневалась она и в том, что рано или поздно мистер P.P. обязательно объявится и с его появлением кончатся все ее невзгоды. С ним она забудет и про Симпсона, и про Эдди, и про Лори Хендерсона, забудет, что плохо обошлась с одним-единственным мужчиной, который желал ей добра. Забудет и про чечеточников, которые выпрашивали у нее последние деньги, и про официантов, к которым ее тянуло, потому что в их глазах таилась грусть, и про старую добрую «Тратторию Сан-Микеле», которая навсегда уйдет в прошлое. В мистера P.P. невозможно не верить — тогда уж лучше выйти из отеля и броситься в реку; потерять веру в P.P. — это то же самое, что потерять веру в себя.
«Я жива одним тобой, — промурлыкала она себе под нос, чувствуя, как от водки с тоником настроение у нее заметно улучшилось. — Будь со мной, будь со мной, будь со мной». Войдя сегодня в половине шестого в отель, она заметила мужчину, стоящего у стойки администратора; вероятно, это был иностранный коммивояжер — теннисисты ведь зимой сюда не приезжают. На вид ему было лет пятьдесят, недурен собой, неплохо одет. Хорошо, что телевизор еще не включили. С того места, где она сидела, видна была лестница. Пройдет некоторое время, и коммивояжер обязательно спустится в холл. Он возьмет себе выпить, осмотрится, куда бы сесть, — и увидит ее.
ТРОИЦА
Первый отпуск после медового месяца им оплатил старик, которого оба они прозвали Дядей, хотя родственником он им не приходился. Дон работала у него уже одиннадцать лет, и их отношения точнее всего было бы назвать отношениями между благодетелем и иждивенцами. Они жили у него и о нем заботились — впрочем, в каком-то смысле заботился о них, скорее, он, постоянно давая им понять, что без его заботы им не обойтись.
— Осеннее солнышко вам не повредит, — сказал он однажды и велел Киту собрать как можно больше туристических буклетов. — А то вы оба у меня белые, как бумага.
Старик незаметно присутствовал в их жизни и внимательно прислушивался к их разговорам. С не меньшим интересом, чем они, он листал красочные буклеты, разглядывал фотографии. Он восхищался синевой Эгейского моря и цветочными рынками Сан-Ремо, Нилом и пирамидами, Коста-дель-Соль и замками Баварии. Но больше всего его поразила Венеция, и он по многу раз, вновь и вновь, рассматривал фотографии мостов и каналов, наслаждался величественной красотой Пьяцца Сан-Марко.
— Для Венеции я слишком стар, — с грустью заметил он. — Как, впрочем, и для всего остального.
Они стали с ним спорить. Уговаривали ехать с ними.
— А кто, по-вашему, будет присматривать за писчебумажным магазином? — возразил он. Не мог же он оставить миссис Уизерс в магазине одну — это было бы несправедливо. — Пришлите мне пару открыток, — сказал он. — Этого будет вполне достаточно.
Он подобрал им тур за весьма умеренную цену: вылет в Венецию из аэропорта Гэтвик, двенадцать дней в сказочном городе, проживание в пансионе «Конкордия». Когда Кит и Дон пришли в турагентство заказать билеты, клерк сообщил им, что все остальные члены группы — старшеклассники из Виндзора, которые изучают итальянский язык у сеньора Банчини.
— Вам решать, хотите вы ходить на экскурсии, которые будет вести сеньор Банчини, или нет, — сказал клерк. — Разумеется, в ресторане пансиона у вас будет отдельный столик. Питание — дважды в день, утром и вечером.
Старик очень обрадовался, когда они ему рассказали, что летят вместе со школьниками из Виндзора. Как хорошо, сказал он, что они будут общаться с молодежью, да еще, за небольшую дополнительную плату, иметь возможность набраться знаний у учителя итальянского языка.
— Путешествия расширяют кругозор, — подытожил он. — Очень жаль, что мне в свое время такой возможности не представилось.
Но случилось непредвиденное. То ли что-то перепутал клерк в турбюро, то ли в расчеты какого-то компьютера в аэропорту Гэтвик вкралась ошибка — как бы то ни было, Дон и Кит оказались вовсе не в Венеции, а в Швейцарии, в номере 212 отеля «Эдельвейс». В Гэтвике они вручили свои билеты девушке в желто-красном костюмчике турфирмы «Отдыхайте с нами». Девушка тут же стала называть их по имени, проверила билеты и сказала, что все в полном порядке. Спустя час, когда они уже сидели в самолете, их несколько удивило, что вместо школьников из Виндзора вокруг сидят пожилые люди — судя по их речи, они были с севера Англии. Дон даже обратила на это внимание Кита, но тот сказал, что изучающие итальянский язык школьники либо не полетели вовсе, либо летят другим рейсом.