Вечный ястреб
Шрифт:
Один солдат повалился, издав громкий крик, второй отлетел назад с перерезанным горлом. Третий умер, уставившись на хлещущий кровью обрубок правой руки. Четвертый вонзил меч Дирку в бок, но горец, смертельно раненный, убил и его. Пятый пустился бежать, взывая о помощи.
Дирк пошатнулся, взглянул на рану. Кровь промочила штанину, стекала под ноги. Сбежавшиеся аэниры смотрели на умирающего горца во все глаза.
– Вы, женоубийцы! Не хотите ли сразиться с мужчиной? – прорычал он.
Один ответил на вызов. Дирк презрительно
– Тоже мне воины, – сплюнув, промолвил он. – Овцы с клыками.
Он выронил меч, упал рядом с Карен, приподнял ее голову.
Удар копья в спину выгнул его дугой, но напоследок он увидел лицо жены.
– Прости, – сказал он. – Прости, что меня не было рядом.
Орса вытащил копье из спины убитого.
– С ума спятил, – проворчал кто-то.
– Он поступил как мужчина, – ответил на это Орса и пошел прочь, раздвигая толпу.
Аэниры разошлись и снова принялись за еду.
– Хороший боец. – Худощавый солдат поднял с земли куриную ножку, стер с нее грязь.
– Дурак, – заметил второй, цедя вино из полного меха.
– Берсеркер, – поправил первый.
– Да ладно тебе. Видали мы берсеркеров – они бьются, обезумев от ярости.
– Это наши, а горцы не такие, как мы. Мы горячие, они холодные, но смерти все равно не боятся.
– Ты никак думать начал, Снорри?
– Тут мысли сами в голову лезут. Погляди-ка вокруг. Не захотелось бы тебе умереть за такую землю?
– Я ни за какую землю не хочу умирать. Добро бы за бабу, а земля что – грязь и грязь.
– Как тебе показалась горянка, которую ты ночью имел?
– Заткни пасть.
– Я слыхал, она убила себя?
– Заткнись, я сказал!
– Полегче, Бемар. Незачем так кипятиться.
– Эти горы у меня в печенках сидят. Знал я, что место это недоброе, нутром чуял. Ты видел, как смотрел этот горец? Точно мы козявки какие. Овцы с клыками! Вот ты смеешься, а ведь он семерых убил.
– Ночью с этими, которые оборонялись в кругу, то же самое было. Как на утес наскакивать. Стоят до последнего, и страха в них нет. Тот разведчик, которому Онгист велел орла вырезать, не издал ни звука, только глазами сверкал. Может, они и вовсе не люди.
– Как это? – прошептал Бемар.
– Ведьма, Агнета, превращает людей в животных. А горцы, может, наоборот – звери в людском обличье.
– Полно вздор молоть.
– Они и ведут себя не как люди, – настаивал Снорри. – Слышал ты, чтоб горец молил о пощаде? Хоть кто-нибудь тебе о таком рассказывал?
– Умирают они по-мужски, – признал Бемар.
– Это еще слабо сказано. Вспомни приказ Асбидага. Не оставлять в живых никого, будь то мужчина, женщина или ребенок. Не брать невольников. Тебе это странным не показалось?
– Не хочу даже думать об этом. А говорить и подавно. – Бемар отшвырнул мех.
– Волки, вот они кто, – шепотом подвел итог Снорри.
Касваллон беспомощно посмотрел вслед уходящему Дирку. Он знал, что тот ищет смерти, и не винил его. Карен была для Дирка дороже жизни – как для него, Касваллона, Мэг.
Он догнал Леофаса, шедшего во главе колонны. Горцы с дальних хуторов примыкали к шествию, и вопросы, обращенные к новому лорду, множились.
«Куда мы идем? Как нам быть дальше? Что случилось с моей сестрой, с моим братом? Почему вы не стали сражаться? Почему аэниры напали? Где Камбил? Кто выбирал Касваллона?»
К вечеру он, потеряв терпение, отошел в сторону и поднялся на холм. Закатное солнце омыло кровью долины Фарлена.
– Все ложь, – сказал он, качая головой. – И ты всю жизнь в эту ложь верил.
Бедный Камбил. Бедный одинокий Камбил.
– Напрасно ты меня опасался, родич, – сказал Касваллон вечернему сумраку. – Твой отец был умней тебя и понимал меня лучше.
В ту ночь, когда юный Касваллон собрался покинуть дом Падриса, приемный отец вышел с ним на луг и вручил ему плащ, кинжал, две золотые монеты.
«Скажу тебе правду, – грустно сказал старый лорд-ловчий. – Ты меня разочаровал, Касваллон. Я растил тебя как родного, и ты многое обещал. Ум у тебя острый, тело крепкое. Я не сомневаюсь, что ты преуспеешь в жизни, но в тебе сидит непонятный мне страх. Внешне ты достаточно смел и держишь удар, как мужчина, а вот до клана тебе дела нет. Можно подумать, ты нам чужой. Скажи, чего ты боишься?»
«Я ничего не боюсь», – ответил ему Касваллон.
«Неправда. Теперь к твоему страху прибавился новый. Ты не только скрываешь что-то, но и боишься, как бы другие этого не заметили. Ступай с миром, Касваллон из Фарлена».
– Ты был прав, Падрис, – сказал повзрослевший Касваллон. – Этого я и боялся. Цепей. Вопросов. Ответственности.
Улаживать споры насчет земли и скота, разбирать кражи, мирить с супругами гулящих жен и неверных мужей. Наказывать браконьеров, присуждать награды, решать, подходят ли друг другу женихи и невесты. Каждая мелкая задачка словно обоюдоострый кинжал.
Вот из-за чего он так избегал поста лорда-ловчего.
Он уворачивался от выборов, как только мог, но чего он этим добился? Фарлен захвачен, в Друине убиты тысячи горцев, и неизвестно еще, что сулит будущее.
Он выругался, услышав чьи-то шаги. Леофас, отдуваясь, взобрался к нему и сообщил:
– Погони пока не замечено.
– Это хорошо.
– Не молчи, парень. Сними бремя с души.
– Я его скину, если лордом у нас станешь ты.
– Мы уже говорили об этом. Я не тот человек.
– Я тоже не тот.
– Ну довольно. Нечего прибедняться. Мы уже спасли большую часть наших родичей. Надеюсь, что хуторяне, а это еще две тысячи человек, тоже услышали тревожные рога и во–время поднялись в горы.