Ведьма-двоедушница
Шрифт:
Указания Льва были чёткими: избегать населённых пунктов да дорог. Никто не должен был их видеть, и никто не должен был знать, куда и с какой целью они держат путь.
Роману было разрешено взять с собой двоих доверенных и проверенных парней на своё усмотрение, которыми, естественно, оказались Димитрий и Афоня. Четвёртым же к ним был приставлен стрелец, лично отобранный и одобренный Львом.
– Слыш, Монгол, а как эта штука называется?
– Четвёртый день не унимался Димитрий. Не по душе ему был стрелец: не нравились ему его раскосые глаза, да коса, свисающая до лопаток; не нравилась
Монгол кинул беглый взгляд на кинжал, которым поигрывал Димитрий, и не ответил, снова уставившись перед собой.
– Мизерикорд, - ответил вместо Монгола Афоня.
– "Ми"? Точно? Не "ме"?
– Точно, ибо по-французски это значит "милосердие".
– А ты откуда знаешь?
– удивился Димитрий.
– Умный что ли?
– Умный, невежа, умный, - засмеялся Афоня.
– И внимательный. Говорил же нам этот... Как его?
– Лев, - подсказал Роман.
– Вот, а ты не слушал.
– Слушал, да не понял ничего. Сильно он грамотно выражался, этот Лев.
– Говорю же - невежа.
– Много ли сам понял?
– рассердился Димитрий.
– А чего не понять: кого-то отыскать, да ему привезти. Правду ж говорю, Ромка?
– Правду, - согласился Роман, задумчиво глядя на свой кинжал. Их выдали им перед самым выездом.
– Возьми свой кинжал, - попросил Лев. Он вызвал его к себе после общего инструктажа.
– Его лезвие отлито из меди, металла мира и покоя, способного рассеивать любые чары и даровать способность обнаруживать и изгонять ведьм и колдунов. Рукоять, вырезанная вручную из берёзы, и вместе с камнем на конце - мощные обереги для защиты от нечистой силы.
– Роман внимательно слушал, аккуратно поворачивая кинжал в руке.
– С ними ты и твои люди будете защищены, но использовать их следует только в случае острой необходимости.
Роман спрятал кинжал в ножны, и заложил за пояс.
– Откуда вы всё это знаете?
Лев засмеялся.
– Мир я обошёл весь, да видел такое, что простому человеку и не снилось. Оттого, мой мальчик, я хочу, чтобы ты меня услышал: та, кого вам доверено найти, опаснее всего, что я видел. Ты умеешь обращаться с животными, я в этом убедился, потому и выбрал именно тебя для этого дела. Но ты должен понимать, что именно животное - дикое, необузданное и очень могучее, тебе предстоит поймать и доставить живым и по возможности невредимым.
Роман хотел спросить, для чего было нужно это, но вместо этого спросил другое.
– Как я узнаю его?
Лев улыбнулся так, словно этого человека он видел перед собой прямо сейчас. Серые глаза его заблестели от предвкушения.
– Ты узнаешь. Как только увидишь - сразу поймёшь.
– Агов, Ромка, - голос Афони вывел его из воспоминаний, - спишь? Говорю, как мы его узнаем-то, а? И чего будет, коли мёртв он уже? Или не сыщем мы его?
Роман не ответил. Сам он себя тоже об этом спрашивал и не раз, да отчего-то был уверен, что они его найдут. Другой вопрос - зачем. На него Роман ответить не мог.
С раннего детства Роман усвоил, как был устроен мир для простого человека: тебе говорят, что делать, и ты делаешь, а в замен получаешь крышу над головой, да какую-никакую кашу с куском хлеба. И так было для него всегда - и в монастыре, где он вырос, и на строительстве крепости Вологодской, и ещё в некоторых местах до неё. Но тогда указания были простыми и понятными. В любом случае Роману даже не приходило в голову задавать вопросы или вдумываться в них. Всё же было и так понятно. Но здесь так не было.
Сама служба была туманной: вроде и опричная, царская, вроде и нет. Задание же было противоречивым. Многие детали были опущены. И к чему был этот кинжал с его-то защитой? К чему была вышита белым лилия на груди? И к чему был выдан ему мешочек с пропитанными берёзовой смолой верёвками? Слишком много было вопросов, а ответов не было и вовсе.
Следовать указаниям Льва оказалось сложнее, чем они думали. Коли б не начало зимы, так можно было прямым ходом через пятину ехать, а так из-за непогоды часто приходилось отклоняться и таки искать приюта в постоялых избах, которые нынче стояли заброшенными.
По бездорожью всё же было легче: не так бросались в глаза и душу беды, накрывшие людей. Снегом притрушенные пепелища попадались то тут, то там. Некоторые заставы стояли покинутыми, и близь дорог лежали трупы. Даже курганы, оставленные жившими давным-давно людьми, не оставляли в душе такой тоски, как то, во что превратилась некогда цветущая земля и люди, честно трудившиеся на ней.
Малый Волховец впадал в Волхов за Хутынским монастырём. Согласно народному преданию, место это находилось во власти нечистой силы, и даже после победы над ней князем Ярославом и возведением им храма во имя Преображения Господня, и постройки на его месте Спасо-Преображенского собора, место то так и звалось в народе "Хутынь", то есть худое место.
– Никого, - доложил Димитрий, спешиваясь.
– Ни одной живой души.
Роман стряхнул с ладони обгоревшие куски и поднялся, задумчиво осматривая то, что осталось от собора.
– Как же должно было гореть, чтобы вот так ничего не осталось?
– Афоня начал было креститься, да махнул рукой. Не было здесь больше святого места, огонь уничтожил всё, наложив чёрную печать даже на землю.
– Местные говорят, горело так, будто сам дьявол ворота ада распахнул. Тушить даже никто не пытался.
– Оно было здеся, - подал голос Монгол, поглаживая мушкет.
– Точно было.
– Говорят ещё, девка тут какая-то крутилась, монастырь искала. Странная какая-то, говорят.
– Она была, - снова подал голос Монгол.
– Она.
– Стало быть, она, - ответил Роман, задумчиво поглаживая бороду.
– Так чего теперь, Роман?
– спросил Афоня.
– Где искать её-то?
– Тут и искать. Далеко уйти не могла.
Роман запрыгнул в седло и натянул поводья. С виду он казался спокойным и уверенным, но внутри у него всё горело, но не от страха, а от чувства, даже предвидения, что он вот-вот ступит на путь, который всю жизнь искал, в котором нуждался, как в воздухе.