Ведьма-двоедушница
Шрифт:
Чтобы не сойти с ума от холода, Саша прислушивалась к разговорам. В основном это было то же, что она уже слышала от предыдущих, встреченных ею царских псов - как всё надоело, как холодно, проклятый дождь и так далее. Но мелькали и другие разговоры, к которым Саша прислушалась сильнее.
Место, говорили они, было, куда люд бежал от бед, и где находил пристанище. Мол, не иначе как святое, оно было, и даже сам царь-батюшка не трогал его.
Саша даже повязку сняла, чтобы не пропустить ни одного слова. Это должно было быть то место, которое она искала, в котором она сейчас так
Последние опричники преодолели мост, и Саша с облегчением вздохнула. Ноги замёрзли на столько, что она не могла ими двигать. Не хотела она снова тревожить воду, да выбора у неё не было.
– Согрей меня, матушка, - прошептала она, поглаживая рукой тёмную поверхность воды в том месте, где она повредила лёд, когда заходила под мост.
Вода отозвалась и стала тёплеть по мере того, как ярче становилось её свечение. Забыв про осторожность, Саша закрыла глаза, окунаясь в тепло, дарованное рекой. Тут-то это и произошло: отставший от отряда всадник, галопом мчался через старый мост. Поехало ли у коня копыто, или слишком резко он натянул поводья, да оказался он в воде вместе с конём.
– Чертовщина!
– закричал он, увидев Сашу, стоящую рядом в светящейся воде, хватаясь за мушкет, да ушёл под воду последний.
Мягкое серебристое свечение сменилось зелёным. Вода в том месте, где стояла Саша забурлила. Она того не хотела, но то, что она увидела в глазах опричника - ненависть и страх, желание убить, решили всё за неё.
Брызги полетели на опричника, когда когтистые лапы опустились в воду. Из пасти вырвался рык. Она как будто говорила ему "вот, что такое страх; вот, что такое сила; вот, что такое желание убивать".
Лошадь вырвалась из воды и помчалась прочь, оставив его одного. В глазах у него уже читался не просто страх, а своего рода понимание неизбежного. Молился ли он в тот момент богу своему, просил ли простить грехи его, Саше было всё равно. Грехов у него было много, а вот времени нет.
Как гром средь ясного неба прогремел выстрел. Саша обернулась на прибывших на помощь опричников, видимо-таки заметивших пропажу своего, либо же поймавших его лошадь, да и решивших, что неладное случилось. Они выглядывали с моста, не решаясь что-либо предпринимать.
Зелёное свечение, исходившее от воды, в которой она всё ещё стояла, отражалось в их глазах, и та же ненависть, и тот же страх, и то же желание убивать. Саша зарычала громко и со злостью, и в том же момент посыпались выстрелы.
Саша метнулась, и быстрее пули помчалась прочь. Была ли за ней погоня, она не знала. Она просто бежала, бежала, бежала и бежала вдоль реки.
Был ли день, или была ночь, когда Сашу покинули силы, она не знала. Перед глазами так давно плясали тёмные пятна, что удивительно, что она не отклонилась от реки - она всё так же покоилась под кромкой льда по правую руку от неё.
Когда же Саша вновь открыла глаза, солнце пробивалось из-за серых туч с переменным успехом. Левая рука от плеча до запястья онемела. Из рукава медленно стекала по капле кровь. Пуля лишь слегка зацепила её, даже не пройдя сквозь, но Саше казалось, что руку ей отрубили тупым топором.
Пройдя неуверенным шагом полторы версты, Саша подошла к мосту. На миг ей показалось, что это тот мост, который она должна была оставить позади, но всё же ей показалось. От усталости и боли, она едва соображала, что нужно делать и куда идти.
Вспомнив подслушанный разговор опричников, Саша собрала волю в кулак, и перешла по мосту.
Ранее здесь должно быть располагался рынок, но прилавки были пусты, как и большая часть дворов. От некоторых из них поднимался дым ещё не остывшего огня, из некоторых доносился ужасный кашель и даже стоны.
Людей попадалось мало, да и те, кто шёл навстречу, смотрел, словно сквозь неё.
– Скажи, добрый человек, что это за место?
– Саша прикрыла разрастающееся кровавое пятно на рукаве концами своей повязки.
– Не местная что ли?
– прохрипел поджарый мужичок, сидевший на куске бревна и точивший маленький ножичек.
– Не местная, - с трудом выговорила Саша. Мужичок окинул её внимательным взглядом, и снова вернулся к своему совершенно бесполезному делу.
– Погост. Деревяницкий.
– В Саше загорелась надежда.
– А монастырь? Где монастырь?
– Мужичок удивлённо посмотрел на неё, но ничего не ответил, а только ткнул кривым пальцем ей за спину.
Деревяницкий монастырь находился на правом берегу небольшой речушки Деревянки, притоки Волхова. Саша даже не обратила внимание на то, что уже проходила мимо него, когда перешла мост. Спотыкаясь об собственные ноги, она побрела в указанном направлении.
Упав на колени напротив обветшалой церкви, Саша закричала, что было сил:
– Спасите! Помогите!
Тёмные пятна перед глазами становились всё больше. Она слышала шаги, почувствовала прикосновение тёплых рук на лице, и со стоном провалилась в темноту.
***
Всю ночь горела Саша. Снился ей сон, да сон приятный. Был в нём Мишенька, братец её младшенький, да были они в месте красивом, где светило солнце и кругом была трава. Ох, как она благоухала: свежестью, землёй, солнцем. И было им так хорошо, что Саше не хотелось просыпаться.
– Саша, пора просыпаться, - серьёзно, как никогда, сказал ей Мишенька.
– Но я не хочу, - ответила Саша.
– Мне так хорошо. Нам так хорошо. Неужели ты хочешь, чтобы я ушла?
– Брат взял её за руку и посмотрел так печально, что у Саши сердце сжалось.
– Миша, что не так?
– Тебе пора просыпаться, Саша. Просыпайся! Проснись!
Саша жадно смотрела на кувшин с водой, который держал один из послушников. Судя по серому выражению лица, кровь он переносил гораздо хуже, чем тот, кто, хоть и грубо, но со знанием дела перевязывал ей рану. Одет он был по-крестьянски, стало быть, при монастыре занимался он трудничеством (добровольная помощь монастырю, часто сопряжённая с проживанием в нём, но без цели дальнейшего подстрига). Волосы его была цвета соломы, неказистое лицо, да крепко сбит, и исходило от него, не смотря на хмурый вид и грубоватые манеры, спокойствие.