Ведьма-двоедушница
Шрифт:
– Жить будешь, - молвил он не по возрасту старческим голосом, туже, чем нужно было, затянув узел на повязке на руке Саши.
– Ну-так, дитя, рассказывай, - не дав Саше возможности поблагодарить, вмешался игумен. Звали его Феодосием, и внешне он мало отличался от тех, кого видела она ранее: маленький, пухленький, с глубоко посажеными глазами и крепким посохом в не менее крепкой руке, который, как Саша убедилась на собственном опыте, такие, как он любили пускать в ход отнюдь не по-христиански.
– Что привело тебя к нам?
– Я... Я слышала, что здесь можно найти пристанище
– Саша осёклась.
Радость и облегчение, которые она испытала, отыскав монастырь, стали бледнеть. Что означало "пристанище" и "для таких, как она" она толком не знала, и чего ожидать тоже. Но всё-таки ей представлялось что-то другое: более особенное, более светлое, более знакомое или подходящее; место, где чувствуешь, что попал домой или встретился с друзьями.
В этом месте так не было. Оглядев голые стены без окон, с несколькими лавками по периметру и одной, на которой сидела она, стоящей в центре, Саша обратила внимание на тёмные пятна на полу, уж больно похожими на плохо отмытую кровь.
– Такими?
– Игумен нетерпеливо дёрнул подбородком.
– А можно мне воды?
Слушка вздрогнул при упоминании воды, кувшин с которой он держал в руках, и испуганно посмотрел на наставника. Последний кивнул.
Саша сделала вид, что не заметила, как быстро слушка отдал ей кувшин, всячески избегая коснуться её рук, и сделала несколько глотков.
– Ты сирота, да?
– Игумен расплылся в самой добродушной улыбке.
– Да, - согласилась Саша, сделав ещё несколько глотков под пристальным взглядом игумена Феодосия. Она уже поняла, что попала не в то место, в которое ей было нужно, и теперь обдумывала, как поступить.
– А как померли-то родители? От чумы?
– продолжал допрос игумен.
– И откуда же ты пришла, да ещё и с раной-то такой?
Вопросы были простыми, но вот что простым не было, так это то, что задаваться-то они задавались, но судя по тону и выражению глаз присутствующих, ответы на них были не нужны, словно для себя они их уже получили.
– И самый главный вопрос: откуда, дитя моё, у тебя вот эта вещица?
– Игумен Феодосий показал ей нож, который она забрала у опричника.
Саша оторвалась от кувшина с водой, который так и держала двумя руками, и пристально посмотрела в глаза настоятеля. Недолгой была её непростая жизнь, и не так много людей она встречала на пути своём, но то, как выглядела ненависть, как она пахла, какой на была на вкус, Саша знала очень хорошо. И находясь сейчас в комнате с теми людьми, она ощущала её кожей.
– Я пришла из Новгорода Великого...
– Саша предприняла попытку увести разговор в другое русло. Она всё ещё была слишком слаба, чтобы отбиваться, бежать, да и не хотелось ей вредить этим людям. Хоть она видела в них ненависть и жестокость, она всё же надеялась воззвать к милосердию и тому свету, который должен был в них быть хоть сколечко.
– Лжёшь!
– завопил игумен, стукнув посохом об землю.
– Взять её!
Откуда не возьмись в помещении возникло ещё два послушника. Оба они были с вилами. Тот же слушка, что подал ей кувшин с водой, пулей метнулся к ней и одной рукой схватил за волосы, а другой сильно надавил на рану на руке.
– Ты правильно сделала, девка, что пришла к нам, - молвил настоятель.
– Спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Даже для таких, как ты.
Саша попыталась вырваться, но внезапно почувствовала, что веки её слипаются, и без того ослабевшее тело немеет и обмякает.
В помещении тем временем прибавилось ещё народу. Над ней читали молитвы, поливали святой водой и всё время повторяли, что изгонят из неё зло.
Сашу тошнило. Стены помещения, лица людей - всё плыло. В бесполезных попытках вырваться, она теряла остатки сил.
– Изыди!
– кричал игумен, стуча посохом.
– Сам изыди!
– прохрипела Саша, дёрнувшись в сторону. Кто-то ударил её ногой в живот, от чего она согнулась и стошнила слюнюй и немного кровью.
– Она вырывается, - чуть ли не заплакал испуганный слушка, что держал её.
– Сон-трава её сдержит.
Не будь Саша так слаба и измотана, она бы почувствовала вкус ветреницы, более известной в народе, как сон-трава, да и действие её она бы блокировала, но сейчас Саша была даже рада этому. Не напои они её травой, да не совершив ошибку, сказав об этом, так бы, наверное, и сгинула она там.
– Вы правда думаете, что трава меня сдержит?
– засмеялась Саша, почувствовав прилив сил.
Слушка потянул её за волосы так, чтобы приподнять. Одежду на груди разорвали, и раскаленная кочерга страстно поцеловала её кожу.
– Изыди!
Саша закричала от неимоверной боли. Её волосы отпустили, и изо рта потекла кровь со слюной. В месте ожёга всё горело, но это не шло ни в какое сравнение с тем огнём, что разгорался у неё внутри.
В помещении стало настолько тихо, что можно было расслышать сердцебиение каждого присутствующего. Семеро. Семеро нелюдей, клеймивших её, как скотину, дававших свои обеды, клявшихся жить по библейским законам, а на деле, живущим по своим, испустили вдох облегчения.
– Господи...
– На Сашу упали капли воды.
– Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно (заповедь), - произнесла Саша.
Когда она подняла голову, глаза её светились зелёным огнём. Волосы, сменившие цвет с каштанового на зелёный, поднимались вверх от исходившего от неё жара.
Долго были слышны крики из охваченной огнём пристройки. Саша не пощадила никого, кроме человека, перевязавшего ей руку. Вместе они смотрели, как из зелёного дыма над монастырём, поднимались в небо души тех, кого сгубили священнослужители.
Он протянул ей нож, который у неё забрали, и сказал лишь одно слово:
– Хутынь.
– 6 -
Через деревяницы проходила дорога на Хутынский монастырь. Расположен он был на правом берегу реки Волхов в трёх с небольшим верстах от Великого Новгорода.
Согласно народному преданию, место это находилось во власти нечистой силы, и даже после победы над ней князем Ярославом и возведением им храма во имя Преображения Господня, и постройки на его месте Спасо-Преображенского собора, место то так и звалось в народе "Хутынь", то есть худое место.