Ведьма из Ильмаса
Шрифт:
Оба монаха сохраняли безмолвие, что позволяло мне погрузиться в собственный страх. Глупо утверждать, что мне не страшно, когда меня везут в самое опасное место для таких, как я. Пожалуй, самое пугающее в Цитадели — это неизвестность. Никто точно не знает, что именно происходит за ее стенами, но всяк, кто туда попал, уже не вернулся. Много слухов и таинственных сказаний ходит по Мираносу, люди шепчутся дома у камина, за столом, или же просто на улицах. Монахи, их внешний вид, их способности и место проживания обросли небылицами. Даже те, кто абсолютно точно не обладают никакими
Я осторожно посмотрела на двух мужчин, управляющих повозкой. Обычные люди, в обычных, довольно скромных мешковатых рясах, подпоясанных размохрившимися веревками. Да, их лица излучают уверенность, даже сам наместник едва заметно оробел, но они не выглядят как монстры. Наверное, это и сбивает с толку. Когда не знаешь чего ждать, начинаешь поддаваться фантазиям, которые могут завести ой как далеко. У братства есть, как говорится, неоспоримый козырь — власть. Их решения не обсуждаются и уж тем более не оспариваются. Никто не смеет возражать им, помимо короля, конечно. Он сам наделил их этой властью. Его страх перед магией настолько велик, что он полностью доверился этим людям, которые зачастую хватают всех подряд, лишь бы оправдать свое существование и мнимую пользу. Поговаривают, что даже если монахи ошибаются и пленят обычных людей, эти бедолаги остаются за стенами Цитадели навечно, в качестве слуг.
Повозка размеренно поскрипывала и покачивалась, меня нещадно клонило в сон. Сидеть на деревянном полу было холодно и жестко, спасало лишь то, что мне позволили оставить плащ и перчатки. Легкий аромат, который исходил от теплой подкладки, и холод, вынуждали меня зарываться носом в ткань. Этот запах отвлекал от прорисходящего. Он заставлял думать о доме, о тепле, о любящих людях. Я отчаянно пыталась понять, почему этот тонкий ненавязчивый аромат внушал мне покой и ощущение того, что я не одна. Я долго гадала, прежде чем смогла охарактеризовать свои чувства, вызываемые этим запахом, одним словом — это была надежда.
Путь наш не продлился долго. Вскоре повозка миновала перелесок и начала подъем на пологий холм. Здесь мне открылся прекрасный вид на Цитадель. Серая мрачная каменная крепость, окруженная четырьмя округлыми башнями, соединенными между собой высокими стенами. Факелы, зажженные по всему периметру, позволяли всласть насмотреться на мое последнее пристанище. На душе снова стало холодно, руки слегка затряслись. На глаза навернулись непрошеные слезы, очень страшно умирать в одиночестве и забвении.
Два служителя братства открыли тяжелые ворота, впуская повозку. Копыта зацокали по камню, звук эхом разлетался по укреплению. Я проследила за тем, как ворота закрылись, внутри все сжалось. Монахи буквально выволокли меня из клетки, и повели к скрытой за колонами двери. В голове промелькнула мысль о том, как бы мне хотелось еще раз увидеть звезды, но сегодня их не было. По дороге в Цитадель я то и дело бросала взгляд на небо, желая увидеть хоть одну звездочку, маленькую, но способную наделить верой. В детстве я часто искала звезды, уповая на то, что если увидеть самую первую, то твое желание непременно сбудется.
Наши шаги гулким эхом раздавались в широком каменном проходе, освещенном множеством факелов. Я не имею ни малейшего понятия, какими именно способами монахи добираются до правды. Допросами? Пытками? Магическим вмешательством? Мне казалось, что с каждым новым шагом к разгадке этой тайны, я все глубже погружаюсь под воду, не успев сделать ни единого вдоха, способного хоть на миг продлить мою жизнь. Впереди виднелась приоткрытая дверь, идти к которой мои ноги отказывались. Они словно налились свинцом, я едва не обмякла в руках монахов, держащих меня с двух сторон за плечи. Вывод один — никто не хочет умирать, ни простой смертный, ни такая как я.
В комнате, за приоткрытой дверью, у окна стоял высокий человек, с морщинистым лицом и совсем седой головой. Кожа его была настолько старой, что приобрела неприятный землистый цвет. Глаза, пронзительные, суровые, казавшиеся отсюда совсем черными, изучали, оценивали, испытывали. Мне стало совсем не по себе под этим колючим взглядом.
— Откуда? — спросил мужчина. Как-то странно, голос его совсем не подходил этой престарелой внешности. Звучал бодро.
— Из окрестностей Ностофа, брат Окул — один из монахов поклонился.
— Неоспоримо? — брат Окул снова скользнул по мне взглядом, а затем отвернулся к окну.
— Скорее нет, чем да…
— Как это? — раздраженно развернулся старик. — Ты можешь говорить яснее?
— Мы ощутили всплеск магии, но прошло время, прежде чем мы добрались до источника, — уже гораздо тверже ответил монах.
— Она занималась ведьмовством?
— На наших глазах нет, но Китон лишь на ней ощутил отблеск той самой магии. Это могло быть лишь тенью чужого колдовства, а могло быть ее собственным. Мы не стали рисковать, даже, несмотря на просьбу наместника Макгигона…
— Френсис Макгигон был в том доме? — лишь интонация выдала удивление в словах главы братства.
— Его сын — Арас. Он был там вместе со своими людьми и этой женщиной.
В комнате стало тихо, брат Окул еще внимательнее осмотрел меня, видимо взвешивая ту информацию, которую получил. Старик заложил руки за спину и медленно приблизился. От него даже пахло древностью.
— Что ты делала в доме, где использовалась магия? — спросил он.
Очень опасный вопрос. Рассказать правду — невозможно, это неминуемая смерть. Даже если я буду с пеной у рта доказывать, что обладаю лишь даром заглядывать в прошлое — для меня это конец. Любой маг, колдун, ведун или еще бог знает кто, занимающийся магией, или ее искоренением знает, что этот дар опасен.
— Ни о какой магии мне не ведомо, — я довольно долго молчала, поэтому голос прозвучал хрипло. — Наместник Макгигон взял меня с собой в дом, где произошло чудовищное убийство.
— И зачем ему понадобилась ты?
— Он желал мягко опросить девочку, которая стала свидетелем этого преступления. — Как же сложно выдумывать на ходу. Вместо того чтобы мечтать о звездах, мне следовало продумать свои ответы. В свою защиту могу сказать, что не надеялась на допрос. Думала, монахи сразу приступят к пыткам.