Ведьма, пришедшая с холода (сборник)
Шрифт:
— Дурацкий мат.
— Поздравляю. Вы победили. Вижу, вы вернули свой кабинет.
— Это было очень странно, — ответил Саша. — Я пришел утром, и генерал Быковский ждал меня. Злой, как сам дьявол. Потребовал от меня досье на высокого седого шпиона по кличке Норвежец. Представьте мое удивление, когда я обнаружил, что оно существует. И представьте мое изумление, когда я узнал, что этот Магнус Хаакенсен, человек, о котором я прежде ничего не слышал, считается самым опасным террористом во всей Европе, работает с МИ-6, ЦРУ и «Моссадом», а также является вдохновителем половины войн в Африке.
Таня молчала. Образец ее печатной машинки хранился в ее личном деле, но она давным-давно перешла на машинку польского торгового представительства. Что бы Саша ни заподозрил, он не мог быть уверен, что Таня в этом замешана.
— Я стоял перед Быковским как школьник, пока он читал досье. Затем он попросил еще фото. Я знал, что мой ответ ему не понравится, но, не понимая, о чем он, ответил, что у меня ничего нет. Что я мог сделать? Что бы ты сделала на моем месте? — Саша тяжело мотал головой, как усталый буйвол. — Тут он посмотрел на меня так, что у меня кровь застыла в жилах. Боюсь, мы с Борисом Петровичем больше не друзья. Затем, не сказав ни слова, он собрал своих людей и сбежал. В Москву, полагаю.
Таня все еще молчала, и Саша решил уточнить:
— Мне нужно знать подробности?
— Нет.
— Ах, малышка Таня, я все больше убеждаюсь, что из тебя вышел бы превосходный шахматист, если бы ты посвятила себя этому.
Таня посмотрела начальнику прямо в глаза. Пусть мерзавец ощутит страх, в кои-то веки. Пусть хорошенько подумает, прежде чем снова врываться в ее квартиру и забирать ее вещи. С холодной угрозой в голосе она сказала:
— Я не играю в игры.
***
Таня жалела, что не умеет рисовать, только когда стояла на Карловом мосту, наслаждаясь тихим закатом. Каждый закат особенный и каждый по-своему красив. Сегодня серебряный туман поднялся с замерзшей реки, а небо над горизонтом медленно обретало бледно-желтый оттенок. Первые этажи зданий в Старом городе погрузились в тень, как и сам мост, но верхние этажи белели на солнце, словно яичная скорлупа, а от абрикосовых отсветов на черепичных крышах Таниной душе хотелось петь. Таня приходила сюда, когда выдавалась возможность, хотя у нее все реже получалось находить время для встречи с чем-то жизненно важным, чему она никак не могла подобрать имя.
На полпути через мост Таня заметила на парапете алое пятно. Кровь?
Нет.
Роза.
Подойдя ближе, Таня увидела, что темная полоска изоленты прижимает розу к камню, чтобы ее не сдуло ветром. Еще ближе — и Таня заметила, что кто-то опирался на парапет, сбрасывая с него снег, чтобы лента могла приклеиться к камню. Причард был здесь, и не так давно. На мгновение она пришла в ярость, что кто-то нарушил ее одиночество. Сняв перчатки, она сорвала изоленту и бросила во Влтаву. Туда чуть не отправилась и роза. Это его жест благодарности? Или американец хвастался, что он не такой уж неумеха: вполне способен разнюхать о ее самой личной, заветной привычке? А может, это угроза, напоминание, что он способен проникнуть в ее жизнь, когда пожелает? Ей требуется принять меры?
В итоге Таня решила, что это классический трюк. Американец морочил ей голову, пытался вызвать у нее подозрения, старался вывести из игры.
Она хмуро взглянула на алый цветок. Вновь ощутила порыв швырнуть его как можно дальше.
Однако Таня решила не бросать розу в ледяные воды. Вместо этого она поднесла ее к лицу и вдохнула. Даже в зимнем морозном воздухе аромат был густым и роскошным.
На секунду — хотя Таня знала, что это бессмысленно, ведь завтрашний день обязательно принесет с собой беды, с которыми она может и не совладать, — она улыбнулась.
Эпизод 7
Йен Трегиллис
Свободное радио Трисмегиста
1.
Чехословацкая Социалистическая Республика
17 февраля 1970 года
Это был ветхий домишко из дерева и камня, мох рос в стыках черепицы, и ветроловки из птичьих косточек покачивались на карнизах. Домик притаился всего в пятидесяти метрах от ближайшей дороги, в сосновом бору, в безлюдной долине, в сорока километрах от города. Крыша его сильно провисла, как спина у больной кобылы. Одинокая коза жевала траву в загоне, который, казалось, вряд ли выдержит еще один порыв ветра. Со двора доносился запах сосновой смолы и козьего навоза.
На поиск этого места ушло все утро и полбака бензина, пришлось трижды останавливаться, чтобы уточнить дорогу. У Гэбриела Причарда не было столько времени, и он не мог допустить, чтобы люди запомнили человека с сильным американским акцентом. Но он также не мог больше жить с бестелесным духом, который застрял в его душе, словно диван в дверном проходе.
Так что он здесь. Искренне надеется, что его не обвели вокруг пальца.
Он приехал по совету сотрудницы КГБ, доверять которой, если уж честно, у него нет весомых причин. Боже, они даже неприятны друг другу. Если он сдохнет тут, пройдут дни или даже недели, прежде чем ЦРУ найдет его труп — если вообще найдет. Может, сегодня он погибнет в засаде или его поймают. А может, ему придет конец, когда из-за безбилетника его череп лопнет, как перезрелая дыня.
«Дурная голова ногам покоя не дает», — напомнил он себе. Но все равно постучал в дверь.
Из дома донеслись тихие голоса и звук отодвигаемого стула. Медленные шаги по скрипучим половицам.
Дверь открыла старуха, которая годилась Гейбу в бабушки. Позади нее со стропил свисали связки сухих цветов и трав. Очень крупный мужчина, лысый и мускулистый, ел черный хлеб за кухонным столом. Слишком молод, чтобы быть ее мужем или братом. Сын? Внук?
Таня дала Гейбу адрес, намекнув, что старуха в силах помочь. Он сразу понял, что это за дом и с кем ему придется общаться.
Он не знал чешского слова. Но в Латинской Америке таких, как она, зовут курандера.
Старуха-ведунья. Знахарка-повитуха.
Это глухие задворки СССР, здесь местные суеверия не уничтожены соцреализмом, как бульдозером. И знахарка-повитуха решала проблемы, выходящие за рамки идеологии марксизма-ленинизма. Она жила на окраине, поскольку ее боялись, может, порой даже оскорбляли, но опасались окончательно прогнать. Где бы они покупали талисманы и приворотные зелья, узнавали судьбу или находили выход из самых щекотливых ситуаций?
Старуха же ожидала увидеть на пороге девушку. С местных хуторов, например. Гейб так и представлял ее: веснушчатая доярка с косичками, как у Пеппи Длинныйчулок, почему нет? По наивности она проводила время на сеновале с очаровательным пареньком, а теперь попала в беду. Типичная клиентка знахарки.
Конечно, она не ожидала увидеть на пороге мужчину за тридцать. Да еще и американца.
Повисла неловкая пауза: они уставились друг на друга. К ее чести, она не захлопнула дверь. Оценивающе оглядела его, словно корову или лошадь, выставленную на продажу. Он бы не удивился, загляни она ему в зубы. Затем она прищурилась, и на долю секунды безбилетник задергался.