Ведьмин жребий
Шрифт:
— Ты не огонь, Кайн, — молвила она. — Ты рожден смертной женщиной, а значит, подвержен тлену. Жажда выжгла тебя — стремление обладать тем, чего не дано.
В ее глазах, темных и глубоких, не было сострадания. Морвена простерла к нему руки, будто звала его в свои объятья. Между фалангами ее пальцев были серебристые паутинки, пульсировавшие светом. Кайн сделал шаг, другой; и почувствовал, как его кожа съеживается, покрываясь морщинами, а тело дряхлеет. Свою молодость и жизненную силу Кайн шаг за шагом отдавал дис. Он оставлял за собой дорогу из роскошных золотых волос, здоровых белых зубов и разбитых надежд. Когда он приблизился к Морвене, уже не властный над своими членами, он был сутулым лысым стариком. Одежда висела на нем, как чужая.
— Кто ты? — прошамкал он. Безумие было близко, оно наводняло его разум видениями боли и смертей. — Кто?
Впервые с момента их встречи она улыбнулась. В Кайне шевельнулось забытое желание. Он отдал бы все, чтобы обладать ей в этот миг.
— Я сменила много имен, — сказала дис, — но в итоге остановилась на том, которое понятно всем. — В ее голосе не было ни тени гордости или самодовольства, когда она произнесла: — Я — справедливость.
Глава 19
В последний момент Ланн придержал плечом закрывающуюся дверь. С Летицией на руках он не собирался преследовать Кайна. Он на секунду склонился над ее лицом, ощутив слабое дыхание, и заставил себя мыслить разумно. Рядом есть хранилище душ, сказал Кайн. Лучшим решением будет выйти в коридор и поискать соседнюю дверь, а в это помещение он всегда сможет вернуться. Ланн вспомнил о Джил. Она могла оказаться полезной и помочь ему в поисках, если только страх перед предателем не лишил ее рассудка. Позднее пришла мысль, что он все равно не должен оставлять ее здесь, даже безумную. Это жестоко — Джил умрет от голода в этой тюрьме, не имея возможности уйти. Положившись на память, Ланн миновал два поворота и остановился перед дверью в зал-лазарет.
При виде ульцескора с 'госпожой' на руках Джил вскочила. Она не знала, что говорить, и заламывала руки в попытке оценить ситуацию. Ведьма ожидала, что Кайн вот-вот появится за спиной у Ланна, невозмутимо пройдет в зал и скажет: 'Ты больше не нужна'. Ее тело сотрясла сильная дрожь.
— Я очень зол, — проговорил Ланн. После мрака подземелья яркий свет ослеплял. — Но мне требуется твоя помощь. Пойдем, пока я не передумал. — Джил не сдвинулась с места, и ульцескор понял, что ей нужны заверения. — Кайн ушел. Убежал. Он не вернется.
Она все еще колебалась.
— Я считаю до трех, — устало произнес Ланн. — Потом эта дверь закроется навсегда. Можешь оставаться, если тебе тут так понравилось. Раз, два…
Ведьма метнулась к выходу, сбросив плед, схватилась за дверной косяк дрожащей рукой. На мгновение Ланну стало ее жаль. И все же ей посчастливилось больше, чем остальным.
— Пожалуйста, нет, — залепетала Джил. — Не оставляйте меня здесь.
Он ограничился кивком, ничего не ответив. Они вышли в коридор и осмотрели несколько смежных помещений. В большинстве из них было пусто и темно, но в апартаментах, которые занимал Кайн, им удалось обнаружить два запасных фонаря. Теперь Джил шагала первой, освещая путь. Перед залом с креслом Ланн велел ей остановиться.
— Открой дверь и держи ее, чтобы она не закрылась. Это очень важно. Понимаешь? — Он говорил с ней как со слабоумной, но Джил не обратила на это внимания. Ланн немного помедлил, раздумывая. Он мог оставить Летицию с ведьмой на случай, если что-то пойдет не так, но, еще раз взглянув на Джил, решил, что с нее будет мало толку и она все равно не вытащит госпожу ди Рейз на поверхность самостоятельно. — Следи за дверью, — повторил он и вошел.
Несколько минут Ланн осматривал стены зала, пока не обнаружил два выступающих камня чуть ниже уровня глаз. Опустив Летицию на пол, он обеими руками нажал на прямоугольники, и часть стены с пронзительным скрежетом сдвинулась назад и ушла в полое отверстие слева. В тусклом сиянии фонаря в зал повалили клубы сизого тумана. Расстилаясь по земле, они обвили ноги Ланна и заключили Летицию в свои холодные объятья. Ланн постоял какое-то время, убеждаясь, что эта дверь не собирается закрываться, потом снова поднял девушку на руки и шагнул в помещение.
В один миг зажегся свет, такой же синеватый и болезненный, как в зале-лазарете. Ланн вздрогнул от неожиданности. Три стены помещения занимали металлические стеллажи с пустыми стеклянными сосудами. Полки возвышались до самого потолка, окутанные паром.
— Нашел, — крикнул Ланн. — Как там дела?
— Нормально, — донесся голос Джил.
Ланн вгляделся в один из сосудов, на дне которого плескалась серая жидкость. Он хотел его схватить, но быстро передумал и продолжил поиски. Обнаружив подобные остатки и в других сосудах, ульцескор перешел к следующему стеллажу. Здесь банки размещались и на нижних полках, и ему пришлось присесть на корточки, чтобы как следует все осмотреть.
Его взгляд мгновенно наткнулся на искомое. В стеклянном заточении, помахивая крыльями, трепетал мотылек. Он казался каким-то нереальным, чуждым этой действительности: размытые очертания черной бабочки с яркими вкраплениями красного. Неужели именно так выглядит ее душа? С благоговением Ланн взял флакон в руки, снял прозрачную крышку, пальцами раскрыл Летиции рот, и, придерживая ей голову, наклонил сосуд. Мотылек преобразился, утратил форму и стал сгустком мерцающего красноватого тумана.
Он вылил ей в горло все без остатка. Все равно, куда попал мотылек — в желудок или в легкие, ведь он был скорее дымом, чем жидкостью. Ланн качал Летицию на руках, будто ребенка, но она не открывала глаз. Его охватило отчаяние. Разве можно оторвать человеку руку, спустя две недели приставить ее обратно и рассчитывать, что мертвая плоть срастется с живой? Летиция не умерла, но течение ее жизни приостановилось. Скоро она очнется, посмотрит на него затуманенным взглядом и скажет: 'Красиво'.
— Ланн? — окликнула его Джил.
Он вышел к ней на шатающихся ногах, все еще со своей ношей. Джил взглянула на него и сразу отвела глаза. Не получилось? Ведьма с самого начала не верила в успех этой затеи, но разве могла она выразить свои опасения ему, живущему одной лишь надеждой? Теперь из его глаз ушел свет. Воскрешение невозможно. Ведьмы поднимали погибших, но не в том виде, в котором хотелось людям: они становились марионетками и могли продержаться максимум несколько дней. Лицо Летиции по-прежнему дышало красотой и изяществом, но внутри она была неподвижной и стылой. Джил чувствовала себя подавленной, как будто на ней лежала часть вины за случившееся.
— Пойдем, — глухим, безжизненным голосом произнес Ланн. — Здесь нам больше нечего делать.
Шадрен с трудом разлепил веки. Сокол методично клевал его в голову, будто дятел, добывающий себе пропитание. Экзалтор почти не различал звуков, из ушей струилась кровь. Он и не подозревал, что шум может причинять столько страданий. Его ружье, которое он считал панацеей от зла, согнутое и ни на что не годное, валялось неподалеку. Голова была заполнена горячим туманом, думалось плохо, любое движение отзывалось острой болью в висках. Среди черных скелетов деревьев промелькнули силуэты. Фрей перестал тюкать его в череп и перепорхнул на ветку дерева. Шадрен всмотрелся в предутренний сумрак, напрягая глаза.
Первой шла Морвена, за ней, словно щенок на привязи, волочился какой-то раненый старик. Приблизившись, лжеведьма склонилась над экзалтором и произнесла его имя — он прочел это по ее губам.
— Шад, — сказала Морвена, — ты должен доставить его в Гильдию. Это Кайн.
Он перевел взгляд с ее лица на лысого, сморщенного деда. Кайн? Наверное, в глазах Шадрена отразилось непонимание, так как ведьма положила руки ему на плечи и повторила приказ.
— А ты? — спросил экзалтор, не слыша себя.