Ведьмы Алистера
Шрифт:
Марта так испугалась, что даже не подумала о том, чтобы потянуться к собственной магии.
Всё, что она могла — анализировать ощущения своим слабым и куда-то уплывающим разумом, понимая, что каждый сустав, каждая кость всё ещё остаются на месте, хоть их и продолжает тянуть: изнутри и внутрь, вверх и вниз, в разные стороны. И всё одновременно. Марта осознавала это и мысленно содрогалась вплоть до того момента, пока разум окончательно не уплыл в кромешную темноту, где не было абсолютно ничего, даже её самой.
***
Коулу определённо начинало казаться, что он сходит с ума. Он
Последний час или около того — он давно уже потерялся во времени — Коул избегал смотреть на альбом. Тот лежал на коленях и, казалось бы, даже жёг сквозь пуховое одеяло. Стоило ли смотреть? Что эта ведьма могла там написать?
«Поговори со мной, пожалуйста! Я же хорошая!»
Да, там определённо должно быть написано нечто подобное. Эта девушка только и пыталась что одурачить его. Вот только она писала долго, а на то, чтобы черкнуть пару слов, обычно уходит гораздо меньше времени. Следовательно, там должно было быть что-то ещё.
Но вот что?
Ведьма намеренно положила альбом вниз запиской? Или это случайность?
Коулу не хотелось прикасаться к тому, чего касались руки ведьмы. Не дай бог ещё какую заразу подхватить. Наставник говорил, что кожа ведьмы — это рассадник заразы, обитель скверны. Они одним касанием могут навеки омрачить душу, обратить ту во зло.
Но ведь он уже касался кожи ведьмы, когда пытался её задушить! И вроде никакую заразу не подхватил. Хотя она уже прокляла его, запустив свои мерзкие когти в его душу — какая уж теперь разница, прикоснётся он к альбому или нет. Да и ведьма по-любому убьёт его. Оставалось только ждать, когда её алчная натура решит, что ему пора отправиться к праотцам.
Интересно, а куда отправится его душа? Куда попадают жертвы ведьм? Он, конечно, надеялся, что в рай, но что, если она уже успела настолько запятнать его душу, что ему только и останется что скатиться по крутой дорожке в ад и вариться в котле вместе с другими исчадиями зла и порока. Если так, то Коул считал это несправедливым. За свою жизнь он не сделал ничего такого, чтобы заслужить котёл в аду.
Даже ведьму убить не смог. Прискорбно. Но хуже провала было то, что эта ведьма, Марта Грабс, плясала на его гордости и ткнула лицом в неудачу. «Смотри! — кричало её надменное лицо. — Я жива и здорова! А ты, олух, весь в моей власти. Мне ничего не стоит убить тебя, но прежде я изрядно тебя использую!» Да, примерно это читалось в её глазах каждый раз, когда она на него смотрела. И ведьма непременно его использует, уж в этом Коул не сомневался.
То, что она над ним совершила, пугало. Стоило ей что-то приказать, и он немедленно выполнял её требование. Проклятие? Морок? Можно ли от этого как-то избавиться? У него же не получится вечно затыкать уши! Когда-нибудь
Но как быть? Можно ли как-то обмануть ведьму? Коул рассчитывал, что от ведьмы и её магии его защитит оберег. Но Кеторин Чубоски оказалась шарлатанкой. Шарлатанкой, которая обманула не только его, но и его наставника. И ему нужно было во что бы то ни стало выбраться отсюда и предупредить того, пока не стало слишком поздно.
Кеторин, к удивлению Коула, тревожила его куда больше, чем он мог позволить себе в сложившихся обстоятельствах. Он всё гадал, могла ли она тоже оказаться настоящей ведьмой — ведьмой, которая водила за нос его наставника. Как вообще так получилось, что они связались с ней? Эта женщина — вот, кого стоило винить в его провале!
Мужчина опять посмотрел на альбом. Прочитать или нет? Терять-то ему уже всё равно нечего. Точнее не так — ему определённо было что терять, но мало что изменится оттого, что он прочтёт несчастную записку. В любом случае, он всегда может положить альбом на место и сделать вид, что ничего не читал.
Или всё же лучше оставаться в неведении?
Уши зачесались. Жизнь давно уже катилась по наклонной, но было как-то обидно, что даже его единственный способ защиты — импровизированные беруши, которые он зубами выдрал из наволочек — тоже ополчились против него. Надеясь, что никто не решит зайти к нему прямо сейчас, он раздражённо вынул их из ушей, но всё же убирать далеко не стал, оставив под рукой. Коул попытался почесать уши изнутри, но его мизинцы были слишком толстыми, чтобы у него хоть что-то получилось, а отросшие тонкие ногти больно карябали кожу, так что ему пришлось распрощаться даже с надеждой хоть немного ослабить зуд.
А если расчесать уши в кровь, можно себя оглушить? Скорее всего нет.
Вот незадача. Недовольно насупившись, Коул скрестил руки на груди и откинулся на мягкие подушки. Давно остывший чай на подносе, что стоял на его коленях, от этого движения разлился и намочил одеяло. Конечно, его было не так много, чтобы насквозь промочить тяжёлое пуховое бельё, но всё же неприятная вышла ситуация. Пара капель даже попали на альбом.
— Класс. Просто класс. Лучше и не придумаешь! — в сердцах выпалил он. — И что теперь делать?
— Можешь переложить его, пока он окончательно не промок. Марта хранит его, как память.
От неожиданности Коул чуть не подпрыгнул на месте. Нет, он не был пугливым человеком. И всё же, когда в полной тишине комнаты из ниоткуда доносится детский голос, любому становится как-то не по себе.
Мужчина медленно поднял голову и посмотрел туда, откуда донеслись слова. В дверном проёме стояла маленькая светловолосая девочка в зелёной рубашке и брюках, так не свойственных ребёнку. Её волосы были заплетены в добротную толстую косу, которая была уложена на голове по кругу. А в ушах Коул углядел маленькие жемчужные серёжки. Коул знал точный возраст девочки, но выглядела она, как уменьшенная версия взрослой женщины, которая и сама не понимает, с чего это вдруг её тело стало таким маленьким. Ни дать ни взять — крохотная леди!