Век перевода (2005)

Витковский Евгений Владимирович

БАЙЛЕ И АЙЛИН

Содержание:

Байле и Айлин любили друг друга, но Энгус, Владыка Любви, пожелав, чтобы они обрели счастье в его загробной стране, принес каждому из них весть о смерти возлюбленного, из-за чего сердца их разбились, и они умерли.

Едва заслышу ржанки крик Иль ветром колыхнет тростник, — Передо мной встают во мгле Наследник Улада, Байле, Буана сладкоустый сын, И дева нежная Айлин, Лугайда дочь, владыки юга, Навек желанные друг другу. Их пыл иссякнуть не успел; Ни груз забот, ни дряхлость тел Им не поставили предел; И, не вкусив утех земли, Они в бессмертье расцвели. То было в дни, когда Христос Свое ученье людям нес, Но Бурый Бык еще страну Не вверг в жестокую войну. Байле Медовые Уста — Кого еще иной простак Байле Малоземельным звал, — Из Эмайн-Махи путь держал С толпой арфистов и певцов, С отрядом юных удальцов К равнине тучной Муйртемне В мечтах о будущей жене. И все вокруг на все лады Сулили счастье молодым. И вдруг навстречу им возник Худой растрепанный старик: Лишь полплаща на нем висит, Зеленых косм ужасен вид, И в башмаки набилась грязь, Но, как у белки, блещет глаз. О птичьи крики в облаках! О шелест ветра в тростниках! Они вовеки не

дадут В простой любви найти приют: Какая-нибудь Кэт иль Нэн Для нас, безумцев, — тень и тлен Пред той, чей горестный удел Давно истлевший бард воспел. Но всё познавший узнает, Что жизнь нам дарит меж забот Лишь ласку уст и детский смех — И выше в мире нет утех. Так как же смеют нас дразнить Скотом истоптанный тростник И птицы — жалкий род бродяг, Игрушки ветра и дождя? «Несу я с юга весть Байле, — Сказал старик. — По всей земле Собрались люди как один Прощаться с девою Айлин. У всех, от старца до юнца, Обидой полнились сердца На то, что, чужака избрав, Айлин покинет отчий край, И больше им уж никогда Прекрасной девы не видать. Какой-то старец, придержав Ее коня, сказал: «Езжай Домой, найди в родных краях Себе достойного в мужья. Живи средь нас». И в тот же миг Какой-то юноша приник К ее руке и рек, дрожа: «Средь нас ищи, о госпожа!» С напрасною мольбой Айлин К толпе взывала: ни один Не сжалился. И, пав с седла, Она от горя умерла». О любящее сердце, ты — Игрушка собственной мечты И в ослепленье признаешь Тебя смущающую ложь За воплощенье худших бед, Что вечно чудятся тебе… Байле скончался, как стрелой, Сраженный в сердце вестью злой. Носилки из ветвей сплели Ему друзья и принесли Байле туда, где каждый год Меж бронзовых столбов ворот Пес Улада сидел, в тот день Всегда оплакивая тень Злосчастной дочери певца И тень героя, чьи сердца Не разлучились до конца; В тот день изменника удар Сгубил их в давние года — И Пес рыдал… Но не нашлось В угрюмом сердце новых слез: К тому, что на его порог Байле под грудой камня лег, Остался безучастен Пес — Лишь пару валунов принес. На счастье наше, мы живем Среди хлопот единым днем: Что с глаз долой — из сердца вон. Но серой птицы клюв кривой И серый стебель тростника Всё помнят давние века, И Дейрдре, и того, кто с ней… И мы, гуляя с Кэт иль Нэн, В прибрежном ветре слышим вздох И укоризну: как ты мог Так быстро сдаться? Мы идем За Найси вслед одним путем. А птицы и седой тростник Так ясно помнят милый лик, Как будто видели вчера: Прекрасна Дейрдре и мудра — Ах, сердце знает, как мудра! А тот старик, коварный лгун, Плащ запахнувши на бегу, Уже спешил к Айлин; она, Толпою дев окружена, Меж бликов света и теней Вершила путь; и в полусне Мечтали девы, как ласкать Их будет чья-нибудь рука На брачном ложе в нежной мгле. Арфисты гордо шли вослед, Как будто музыкой могли Безумье сердца исцелить, Как будто трепетом струны Могли развеять страх и сны О бедах, ждущих впереди. Вскричал старик. «Еще один От зноя, хлада, ветра, волн Умчался прочь и погребен Среди равнины Муйртемне Под сонной грудою камней, И вечным Огмия письмом Начертано на керне том: "Байле из рода Рури". Но Решили боги уж давно, Что не взойдут Айлин с Байле На ложе брака на земле, Зато изведают любовь, Сомкнув объятья вновь и вновь В иных полях, где круглый год Сбирают пчелы дикий мед, — И новость эта не нова». Он смолк — Айлин была мертва. Увидев то, старик опять Проворно бросился бежать — Помчался, на бегу смеясь, К холму, где некий бог иль князь Изрек законы в старину И тем объединил страну; То место свято чтит народ И Троном Лейгина зовет. Всё круче ввысь тропа вела; Над путником сгущалась мгла; Но с нежным клекотом к нему Спустились, рассекая тьму, Два лебедя, между собой Цепочкой скованы златой; Они его узнали: он Пред ними встал преображен — Высок, румян и горделив; И с легким трепетом легли Его воздушные крыла На струны арфы, что сплела Этайн, Мидирова жена, Любовной жаждой сожжена. А тех двоих, Айлин с Байле, Как назову? В подводной мгле Две рыбы, к плавнику плавник, Плывут меж лилий водяных; Две мыши на снопе зерна, Забытом посреди гумна, Друг к другу жмутся в темноте; Две птицы в ясной высоте, Где тучи разорвал восход; Нет, — веки ока в час ночной; Иль два столба одних ворот; Иль ветви яблони одной, Тенями переплетены; В едином звуке две струны Слились под пальцами певца, — Познали счастье без конца Те двое, ибо добрый друг Увел их в край, где нет разлук, Где им все тайны — напоказ: И город башен Гориас, И Финдриас, и Фалиас, И даже древний Муриас, Чьи исполины-короли Во дни младенчества земли Сокровищ были лишены, Утратив в тяготах войны Котел, меч, камень и копье, И погрузились в забытье; И мимо них, и меж руин Туда спешат Байле с Айлин, Где страж-гигант навек затих; И дрожь любви пронзает их. Нетленный мир пред ними лег: Они ступили за порог Земли и обрели покой Над величавою рекой, Где отразился только лик Далеких бледных звезд и блик Садов волшебных, что полны Лишь самоцветов наливных Иль яблок солнца и луны. Что им до нас? Они пьяны Вином из сердца тишины; И в час, когда сгустится ночь, Скользят в стеклянной лодке прочь В морскую даль, и, обнявшись, Глядят в безветренную высь, На пестрых шкурах возлежа; И птицы Энгуса кружат, Крылами белыми, как снег, Их овевая в полусне И дуновеньем ветерка Колебля волосы слегка. И над могилою Байле Нашли поэты древних лет Могучий тис; а где Айлин Уснула — яблоню нашли, И вся в цвету была она. И так как кончилась война, И мирно вновь жила страна, И бой у брода отгремел, И вышло время ратных дел, То все поэты собрались, Срубили яблоню и тис И на дощечках записали Все саги о любви, что знали. Пускай о дочери певца Рыдают птицы без конца, Пускай шумит о ней тростник, — Что мне, любимая, до них? Ведь ты прекрасней и мудрей Вернувшейся из-за морей И чище сердцем, чем она; Но тех двоих — забыть бы нам! О, неотступная мечта Сердец влюбленных — слиться так С любимым сердцем, как Айлин С Байле сплелись, уйдя с земли!

Мария Виноградова^{4}

АЛЬФРЕД ТЕННИСОН (1809–1892)

В ДОЛИНЕ

Там, в речной долине, где ты бежишь, поток, Где твой голос ночью звучен и глубок, Там, в речной долине, где воды твои мчат, Я гулял с любимой тридцать лет назад. Там, в речной долине, я брел теперь — и вот Тридцать лет исчезли, как туман над гладью вод. Там, в речной долине, где в камень склон одет, В голосе

твоем живом я слышал ту, кого уж нет. Там, в речной долине, где летит вода, звеня, Голос той, кого уж нет, живым был для меня.

КОРОЛЕВА МАЯ

Мама, рано, очень рано завтра дочку разбуди — Завтра будет день счастливый, завтра радость впереди; Нету дня в году чудесней, веселее нету дня: Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Много черных глаз в округе, но моих яснее нет. Хороши и Клэр и Мэри, есть и Марджори, и Кэт, Но — твердят — малютка Элис расцвела, красой маня… Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Мама, сплю я крепко-крепко, так что, мама, ты смотри, Разбуди меня пораньше, лишь забрезжит свет зари. Надо мне набрать букетов на лужайке у плетня: Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Угадай, кто первым встретил меня утром за мостом? Робин ждал меня в тенечке под ореховым кустом. Не забыл он, как вчера я хмурилась, его дразня, — Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Мама, я была вся в белом, в белом с головы до пят, Проплыла, как призрак, мимо, не заметив его взгляд. Говорят, мол, я жестока — не страшна мне болтовня: Королевой мая, мама, завтра выберут меня. От любви — твердят — он чахнет, только мне его не жаль. У него разбито сердце, ну а мне что за печаль? Парни бравые сбегутся, красоту мою ценя, — Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Мама, вместе с крошкой Эффи завтра тоже приходи, Как я стану королевой, мама, завтра погляди. Соберется вся округа в честь торжественного дня. Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Ветви жимолости свили нам беседку у ворот, Сладкий запах горицвета над полянами плывет, А калужница — как брызги золотистого огня. Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Мама, ветерки гуляют над притихшею травой И сияют ярче звезды в небесах над головой. Небо завтра будет ясным, радость праздника храня. Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Завтра, мама, дол зеленый будет свежестью омыт, Первоцветы запестреют на холмах среди ракит, Заблестит под ярким солнцем речка, весело звеня, Королевой мая, мама, завтра выберут меня. Так что, мама, очень рано завтра дочку разбуди — Завтра будет день счастливый, завтра радость впереди, Завтра будет день чудесный — нету радостнее дня: Королевой мая, мама, завтра выберут меня.

РОБЕРТ БРАУНИНГ (1812–1889)

ПАПА И СЕТЬ

Как, Папою святой конклав избрал того, о ком Мы все молились горячо? Он был с нуждой знаком. Его отец смиренный был обычным рыбаком. Но мальчик рос весьма смышлен и цену книгам знал. И вот уже священник он… епископ… кардинал. И выскочкой его тогда никто не называл. Но кто скривится, кто тишком соседа подтолкнет, А кто презрительно шепнет: «Какой, однако, взлет! Не меч с ключами, сеть Петра — вот нынче прихоть мод!» А он — о чистая душа! — в ответ: «Всё так, друзья. Из грязи в Князи Церкви лезть — увы, вина моя. Но место не забыть свое придумал способ я». И вот в покоях своего роскошного дворца Не герб старинный, не доспех — отраду гордеца, — Повесил он рыбачью сеть, наследие отца. И все шептались, сражены подобной простотой: «Вот сердце, что не тронуто мирскою суетой! Лишь он достоин Папой быть — он истинный святой!» Он Папой стал. К его стопам явились мы тогда. Но только смотрим — где же сеть? Исчезла без следа. Померкла скромности скрижаль, горящая звезда! Переглянулись молча мы — и я за всех вскричал: «Отец, зачем убрали сеть, наш светлый идеал?» А он в ответ: «Ведь рыбку я в нее уже поймал».

ДЖОН РОНАЛЬД РУЭЛ ТОЛКИН (1892–1973)

ПЕСНИ ИЗ ПОВЕСТИ «ХОББИТ»

Первая песня гномов у Бильбо

Бейте рюмки и бутылки, Бейте хрупкое стекло! Жгите пробки, гните вилки Бильбо Бэггинсу назло! Обмакните в жир салфетки, Искромсайте их ножом! На пол выкиньте объедки И залейте их вином! Кочергой посуду смело Искрошите в порошок, Если что осталось целым — Бросьте в мусорный мешок! Бейте хрупкое стекло Бильбо Бэггинсу назло!

Вторая песня гномов у Бильбо

За дальний кряж туманных гор, Во тьму и мрак подземных нор Рассветный час проводит нас За кладом, скрытым с давних пор. Здесь силу мощных чар сплетал Кузнец, пока узор ковал. Во мгле, в горах, где дремлет страх, В чертогах гномьих пел металл. Эльфийским королям творцы Ковали дивные венцы, И блеск лучей в клинки мечей Ловили гномы-кузнецы. Они искусно в нить одну Свивали солнце и луну, И звездный рой они порой С небес низали на струну. За дальний кряж туманных гор, Во тьму и мрак подземных нор Рассветный час проводит нас: С врагом еще не кончен спор! В чертогах в глубине Горы Шли встарь роскошные пиры, Но гномов тех веселый смех Никто не слышал до поры. Стонали сосны в вышине, Огонь метался по стерне, Взмах черных крыл луну затмил, И страх катился по стране. Во тьме тревожно бил набат, Был город пламенем объят: К ним, разъярен, летел дракон, — Искал спасенья стар и млад. И знали гномы в этот раз, Что пробил им тяжелый час. Во мрак земли они ушли, Скрываясь от враждебных глаз. Вдаль, за туманный окоем, На бой с драконом мы уйдем. Рассветный час проводит нас — Мы древний клад себе вернем!

Песня про бочки

Уплывайте в час заката В край, где были вы когда-то, Из глухих подземных залов, Мимо гор, где дремлют скалы, Где парят над лесом птицы, Где в оврагах тьма таится, И, покинув тени гор, Выплывайте на простор. Вдаль плывите беззаботно Мимо камышей болотных, Сквозь вечерние туманы, Что ложатся на поляны, Вдаль спешите чередою За летучею звездою. Вплоть до самого восхода По шумливым быстрым водам Поспешайте друг за другом Дальше, к югу, дальше — к югу! Мимо сел и мимо башен, Мимо пастбищ, мимо пашен, К тем садам в краю холмистом, Где на солнце гроздь душиста Зреет в радость всей округе, — Там, на юге! Там, на юге! Уплывайте в час заката В край, где были вы когда-то!

Песня гномов

Король страны подгорной, Прозрачных быстрых вод Вернется в зал свой тронный И властвовать начнет. Венца запляшут блики, Ударят арфы в лад, И песни дней великих В чертогах зазвучат. Рассеются туманы, Качнет ветвями лес, И золото фонтаном Взметнется до небес. Заблещет ярче солнце, Всем горестям конец, Когда король вернется В подземный свой дворец.

Победная песня гномов

В чертог под сумрачной Горой Король вернулся, как герой. Врагам на страх повержен в прах Дракон безжалостный и злой. Наш меч остер, и тверд булат, И неприступна крепость Врат. Сокровищ вид сердца бодрит И гномы клад свой отстоят! Здесь силу мощных чар сплетал Кузнец, пока узор ковал. Во мгле, в горах, где дремлет страх, В чертогах гномьих пел металл. Искусно гномы в нить одну Свивали солнце и луну, И звездный рой они порой С небес низали на струну. Наш древний трон освобожден, Стекайтесь к нам со всех сторон! Средь темных гор назначен сбор, Все к Королю под сень знамен! Услышьте, братья, этот зов, Спешите в край своих отцов! Здесь у Ворот Король вас ждет И ждет награда храбрецов.

Эльфийская колыбельная

Споем, все, кто весел, споем же все вместе! Пусть ветер разносит хорошие вести. А месяц на небе — как серп в звездном поле, И ясная Ночь вся в цвету на престоле. Танцуйте, кто весел! Станцуем с друзьями! Трава мягким шелком лежит под ногами, Река в серебре, до рассвета далече. О, как весел май! Весела наша встреча! Теперь пойте тише, пусть сладкой дремотой Забудется странник, отринув заботы. Сплетем ему сон, беспечальный, счастливый, Баюкайте путника шелестом, ивы! Сосна, не вздыхай, помолчи до восхода, Река, приглуши свои шумные воды. Потише, потише, терновник с ольхою! Пусть всё кругом полнится тихим покоем!