Вектор атаки
Шрифт:
– А потом?
– А потом поступайте, как вам диктуют свобода воли и служебный долг. Хотя эти понятия трудно сочетаются. Например, хватайте свою добычу и волоките в логово гранд-адмирала. Если, конечно, сможете.
– Смогу, – произнес Нунгатау вполне уже твердым голосом.
– Хотел бы в этом убедиться воочию.
– А если я не найду его?
– Может и такое случиться. Но у вас есть хороший шанс успеть, пока он не покинул Анаптинувику. Поверьте, он все еще там… А если вы все же не успеете, то примите к сведению: из всех возможных путей он выберет наихудший.
– Почему?
– Потому
– И что?
– И все.
– Неужели он настолько глуп?
– Вам придется иметь дело с существом, которое многократно умнее и сложнее вас. Просто келументари все еще не ведает, что именно ищет. Молите ваших богов… апеллируйте ко всем Десяти Стихиям, чтобы он не ведал как можно дольше… И вот еще что: не бывает случайностей, бывают хорошо поставленные трюки.
Пара синих гляделок вдруг потускнела, подалась назад, а через самое короткое время и вовсе растаяла в сумраке. Следом за нею схлынула волна необъяснимого ужаса. Как будто ничего и не было.
Зато внезапно и совершенно не к месту ожил князек. Оторвал тяжелую башку от стола – на дряблой щеке отпечатался сложный узор, – не сразу, но обнаружил присутствие в своих покоях постороннего…
– Ты хто?!
– Никто, – быстро сказал Нунгатау. – Совсем никто. Меня тут и не было вовсе.
– А-а, – понимающе кивнул князек. – Привидится же всякое…
Откровения человека со странностями
– Видите ли, – сказал Франц Ниденталь смущенно. – Все дело в том, что у меня с детства проблемы с памятью.
– У меня тоже, – сказал Оберт серьезно. – Никак не могу вспомнить, что было сегодня на завтрак.
– То же, что и вчера, – сурово промолвил командор Хендрикс. – Удивительно, что вы не в состоянии запомнить такой простой вещи, Дирк.
Они как бы волей случая оказались в одной и той же точке пространства, все четверо. Точкой этой был задний дворик кают-компании, что располагалась на пересечении под геометрически прямым углом двух тропинок с разных концов поселка. Почти вплотную к дворику подступало поле местных злаков, с его неумолчным костяным шорохом, а от солнечного света укрывал покатый козырек. Специально собираться числом более двух воспрещалось, и то, что они нарушали правила, в общем-то, было секретом Полишинеля. Впрочем, капрал Даринуэрн и его молодцы никогда не прибывали на место безобразия скорее, чем за пятнадцать минут – не то тяжелы были на подъем, не то закрывали глаза на эту легковесную попытку расширить личные свободы. И сейчас неустрашимая четверка заговорщиков топталась на голом пятачке твердого грунта, прислушиваясь к каждому постороннему звуку, какой можно было различить среди белого шума над полем, и беспрестанно озираясь.
– Оставьте шуточки на потом, – потребовал Руссо. Было очевидно, что он не склонен был давать в обиду своего друга. Обратившись к Ниденталю, он спросил: – И в чем же они состоят, ваши проблемы, Франц?
– Я не умею забывать, – пояснил Ниденталь и покраснел. Он вообще очень легко краснел, и со своей запущенной блеклой растительностью на лице, в обвисшем казенном наряде с какими-то сомнительного происхождения пятнами на локтях и коленях, выглядел сущим тюфяком. – Это называется «гипермнезия», и не лечится иначе,
– Кем вы работали на Земле? – спросил Оберт с любопытством.
– Системным аналитиком в аппарате Юго-Западного экономического сектора. В прогнозировании макроэкономических показателей весьма полезно иметь инструмент, который способен по первому требованию и без промедлений отследить историю какого-нибудь малозначимого на первый взгляд фактора…
– Если возможно, короче, коллега, – сказал Руссо. – У нас не так много времени.
– Хорошо. В общем, я оперировал тем же информационным фондом, что и когитры и мемоселекторы, но выполнял их работу несколько более… гм… творчески. – Ниденталь сокрушенно вздохнул. – Не представляю, как они там без меня обходятся.
– Судя по новостям, экономика Юго-Запада не рухнула, – заметил командор Хендрикс. – Вы же не считаете себя единственным, кто в нашем мире страдает от гиперземнии.
– Гипермнезии, – поправил Ниденталь и покраснел еще гуще.
– Разумеется. И что же вы хотели бы нам сообщить?
– Я помню все, что происходило с нами на протяжении всего периода изоляции.
– Я тоже помню все, – проворчал командор. – На тот случай, если представится возможность предъявить счет. И уж последнее, что я способен позабыть, так это утреннее меню…
– Но я-то, в отличие от вас, помню все буквально, – возразил Ниденталь. – И вдобавок, чтобы не утратить профессиональных навыков, иногда пытаюсь анализировать. Сопоставлять. Оценивать. Делать выводы.
– Ну, и?.. – спросил командор нетерпеливо.
– Есть нестыковки.
– Что вы имеете в виду?!
– Нарушения причинно-следственных связей. Лакуны. Так, по мелочам, и все же…
– Ну-ну, мы слушаем, – подбодрил Руссо.
– Вы заметили, что здесь всегда лето? Одно и то же время года? Сухое, не слишком жаркое, не слишком дождливое? И солнце стоит на одной и той же высоте?
– Допустим, на той же Амрите… – сказал Оберт с некоторым сомнением.
– На Амрите бывают сезоны дождей, – заметил Ниденталь. – Если, конечно, считать дождем низвергающуюся тебе на голову чертову Ниагару мутной-мутной воды. Прелесть Амриты состоит в том, что обитаемая суша чрезвычайно удачно расположена в тех широтах, которые…
– Не будем про Амриту, – остановил его Руссо. – Про Амриту как-нибудь в другой раз.
– Тем более что там наверняка все уже побывали, и не по разу, – добавил Оберт.
– Хорошо, не будем, – легко согласился Ниденталь, который, очевидно, привык, что все воспринимают его как зануду. – Планетам «голубого ряда», к которым, очевидно, относится наша, названия которой мы так и не знаем, присущи смены времен года. Хотя бы в самой условной форме. Это очевидно. Здесь же ничего такого не происходит. С определенного момента я следил за восхождением светила и отмечал в памяти его положение на небосводе. Я не самый большой специалист в астрономии, но по моим наблюдениям год здесь длится девяносто пять суток.