Вектор атаки
Шрифт:
– Вы правы, – сказал Кратов, натягивая свитер. – Вот уж от чего бы я не отказался, так это от положительного эффекта хотя бы в чем-нибудь… Поэтому мне срочно нужен хороший и, что важно, деятельный психомедик.
– Меня несколько настораживает ваш энтузиазм, – сказал Стеллан. – Вы ведь не думаете, что это было легкое решение, по крайней мере – с моей стороны? Я даже не знаю, насколько могу вам доверять. И насколько бережно вы отнесетесь к моему подопечному.
– Как к хрустальному сосуду с олимпийским нектаром, – заверил Кратов. – Обещаю сдувать пылинки. Где он обитает? В вашей любимой Уппсале?
– Собственно говоря, – озабоченно промолвил доктор Стеллан Р. Спренгпортен, – это не он,
Спецканал ЭМ-связи, протокол XDT, сугубо конфиденциально
02.06.152 – 07.00.25
(Федеральное нормализованное время)
НОМАД – ВОРОНУ
Информация о гибели объекта «Эфеб» фактического подтверждения не находит. В то же время событие инцидента с применением оружия в полетной зоне полностью подтверждено, но в значительной мере и, как представляется, умышленно транслируется в юмористическом аспекте. Сам объект «Эфеб» на территории космопорта не обнаружен.
02.06.152 – 07.15.15 (ФНВ)
ВОРОН – НОМАДУ
Продолжать мониторинг ситуации. Разведывательную группу разделить. Малыми силами вести наблюдение за космопортом «Анаптинувика-Эллеск». Остальным выдвинуться в сторону мегаполиса Хоннард, рассматривая последний как наиболее целесоответственный участок для расширения зоны поиска. В отношении полученных сведений сохранять максимальный уровень секретности.
02.06.152 – 08.35.10 (ФНВ)
НОМАД – ВОРОНУ
Во исполнение вашего указания группа разделилась – если это можно так назвать. Я, полагая свою легенду в значительной степени скомпрометированной, остался в районе космопорта «Анаптинувика-Эллеск». Остальные члены группы направились на прорыв защитных контуров Хоннарда с разных направлений. Шансы невелики, но попытаться можно. Подробный отчет и диспозиции прилагаются.
Эрик Носов наедине с собой
Эрик Носов прочел переписку еще раз от начала до конца и выключил видеал. Со второй попытки – пальцы дрожали, – подцепил лежавший перед ним патрон, опустил в чернильницу и захлопнул крышку. «Не сейчас, – подумал он, трудно дыша, как после марафонской пробежки. – Не этим утром. Жди своего часа». Вышел из-за стола, собирая ногами ковер с эллиническим орнаментом. Достал из шкафчика массивную емкость из темного стекла и сделал долгий глоток прямо из горлышка. Посмотрел в потолок – в том направлении, где, по его предположениям, могло располагаться эхайнское гнездовище. «Весело вам, да? Юмористический аспект? – Он глотнул еще, дождался, пока голова слегка поплыла, и убрал емкость на прежнее место. – Я тоже люблю веселье, вскорости мы непременно и от души повеселимся… но мой юмор вряд ли придется вам по вкусу».
Мичман Нунгатау торопится в герои
…Когда он посреди ночи вломился в казарму, в коленях все еще ощущалась гнусная слабость, где-то в районе желудка трепыхался страх, в голове звенела пустота, изредка прерываемая призрачными отголосками мумифицированного голоса.
А во внутреннем кармане, возле самого сердца, холодной змейкой свернулся презентик для келументари…
Мичман включил свет, весьма кстати обнаружил на тумбочке возле лежанки початую фляжку какой-то прохладительной дряни, впрочем – уже нагревшейся до комнатной температуры и оттого сделавшейся еще мерзостнее. Как раз то, что было ему сейчас нужнее всего – жидкое и мерзкое… Винтом засосал содержимое фляжки, передернул плечами, стряхивая последние лохмотья наваждения.
– Команда, подъем!!!
Вверенные ему в подчинение раздолбаи, числом трое, зашевелились на лежанках, кто-то лишь
– Я сказал: подъем, уроды!
Нунгатау отвесил пинка тому, кто был поближе. Ему не повезло: это оказался сержант Аунгу, записной хам и пижон («Надеюсь, вы не выстрелите мне в спину, сержант…» – «Никак нет, янрирр мичман. Любоваться на мужские спины и задницы не приучен. Говорю в лицо, бью в лицо, а будет нужда – туда же и выстрелю…»), и оный, не продравши даже толком глаз, тотчас же наметил кулачищем обидчику в табло.
– Сержант, мисхазер, отставить! Пристрелю за неподчинение!..
Это был скорее вопль отчаяния, нежели реальная угроза, потому что сержант, если верить личному делу, и с закрытыми глазами мог оружие отобрать и употребить для нанесения максимального урона чести, достоинству и физическим кондициям противника. Однако же сержант Аунгу приоткрыл гляделки, погонял шарики в своей непропорционально маленькой в сравнении со всем остальным, хотя бы даже с теми же кулаками, напрочь обритой головенке, что-то там вспомнил и счел за благо изобразить подчинение:
– Виноват, янрирр мичман… Осмелюсь, однако, доложить: на дворе ночь, команда отдыхает согласно распорядку…
– Все, отдых закончен! Выдвигаемся в пункт назначения!
– А что у нас нынче пунктом назначения? – попытался дерзить сержант Аунгу.
Остальные, напротив, свое место понимали вполне отчетливо и потому собирались молча, одними лишь спинами демонстрируя крайнюю степень неудовольствия.
– Анаптинувика! – рявкнул мичман. – Еще вопросы есть? Кто-то желает выразить претензию?!
В ответ он получил реакцию, какую ожидал менее всего.
– Анаптинувика – это хорошо, – умиротворенно проурчал сержант. – Это, можно сказать, наш с янрриром мичманом дом родной, вам, сынки, понравится…
Один из «сынков», не оборачиваясь, процедил сквозь зубы длинное ругательство.
– Что ты сказал?! – взвился Нунгатау.
– Палец прищемил, – равнодушно пояснил ефрейтор Бангатахх. – Виноват, не сдержался.
– Хорошо, что палец. Ежели что иное нужно будет прищемить, обращайся…
Спустя десять минут они уже неслись по ночным улицам в «ракушке» – как все, вне зависимости от родов войск, именовали военно-транспортный штабной катер на гравигенной тяге «Урштер ТЛ», который, со своей стороны, получил название от летающего моллюска с предгорий Умкарна. (Означенный моллюск способностей к полету, разумеется, не имел, но мог парить в воздушных потоках благодаря пустотам в раковине, заполненным некими инертными газами – за каким лядом он это делал, для мичмана, воочию имевшего случай наблюдать сей феномен, так и осталось загадкой, несмотря на личные разъяснения гранд-адмирала Линталурна, непонятливостью своего лучшего проводника весьма удрученного…) Водитель, заспанный и потому ничуть не менее злой, пристроил «ракушку» в самом нижнем эшелоне, то есть практически между городскими строениями, да вдобавок еще старался выбирать самые темные переулки, словно бы нарочно стараясь лишить пассажиров созерцания ослепительных картин ночной столичной жизни – как и они лишили его сладкого сна. На попытки мичмана, по праву главного устроившегося в кабине, заговорить на отвлеченные темы он отвечал агрессивными междометиями, а то и не реагировал вовсе.
Скоро внимание мичмана было отвлечено тем обстоятельством, что рядовой Юлфедкерк развернул среди личного состава религиозную пропаганду, что уставом настрого возбранялось. Выглядело все достаточно безобидно и подавалось в форме некой поучительной притчи.
– Случилось, что Назидатель Нактарк явился на циркулярный диспут с учениками с большим опозданием, облаченный в скорбные одежды и в легком подпитии… – размеренным, немного заунывным голосом вещал рядовой.
– Ну, диспут я еще понимаю, – заметил сержант Аунгу. – А что такое «циркулярный»?