– Вы знаете, зачем я здесь, фрекен Дези? – спросил он.
– Нет. – Голос был негромкий, низкий, как показалось Кратову – избыточно вкрадчивый. Но при этом легко и сразу проникающий сквозь защитные барьеры, которые он мысленно вздымал на его пути. – Мой друг, доктор Стеллан… я привыкла называть его по имени с детства… просил меня сделать для вас все исключения из правил, какие я только в состоянии себе позволить. Он был чрезвычайно убедителен.
– Да уж, он умеет быть убедительным, когда захочет.
Дези закинула ногу на ногу, переплела пальцы на остром колене и обратила к нему взгляд ярко-зеленых глаз.
– Вот уж не ожидала, что однажды ко мне придет человек, который мне будет задавать вопросы, а не я ему, – произнесла она насмешливо. – Впрочем, я в вашем распоряжении, сударь.
…Досье доктора Дезидерии Вифстранд – по крайней мере, та его часть, что не составляла тайну личности, – являло собой занимательное чтиво, но лишь для компетентного читателя, для остальных же не более любопытное, чем мог бы составить о самом себе всякий человек, живущий активной жизнью и увлеченный работой. Любящие родители из технарей, люди вполне зрелые, с изрядной репутацией. Отец, инженер Отто Андерссон, конструировал сверхтяжелые энергонасыщенные сервомеханизмы, а мать, доктор Карин
Вифстранд, исследовала свойства органических композиций. Спокойная, благополучная семья, образцовое родовое гнездышко, кстати – довольно большое. Все доселе известные ангелиды были единственными детьми у своих родителей, но здесь дело обстояло иначе. Дези была пятым ребенком, и довольно поздним. Вероятно, перспектива ее появления оказалась для немолодых уже супругов приятным сюрпризом. Но развитие плода протекало не слишком хорошо, и будущая мать принуждена была провести почти месяц в отделении женщины и ребенка Каролинской больницы в Стокгольме. Режим был щадящим, процедуры по приведению плода в благоприятное состояние – вполне комфортными. Хотя поначалу госпожа Вифстранд испытывала необъяснимые ночные кошмары, о чем поведала супругу и лечащему доктору… (Кратов – Носову: «Не слишком ли много неучтенных ангелидов с парадоксальным психоэмом для такого маленького региона? Что им в этой Швеции, медом намазано?! Локкен, Харон, Ледяная Дези… а о скольких мы не знаем?» Носов – Кратову: «Да-да, мы уже занялись этой больницей. Там вообще обнаружилось много любопытного… и не только в ней…») Впрочем, кошмары прекратились так же внезапно, как и начались, динамика же развития плода сделалась стабильно положительной, и все неудобства были объяснены эффектом лечебных мероприятий. Появление Дезидерии на свет было встречено остальными членами семейства с полагающейся радостью. В особенности был рад доктор Стеллан Р. Спренгпортен, как раз незадолго до счастливого события предложивший свои услуги в качестве семейного врача. Слегка хватив лишку по этому случаю в обществе господина Андерссона, он произнес странную фразу: «Человечек, хвала всевышнему – настоящий человечек!» На высказанное господином Андерссоном недоумение последовал уклончивый ответ: «Уж теперь-то все будет прекрасно! И я никому не позволю… ни-ко-му!..» Что именно и кому Стеллан не позволит, уточнить не удалось, поскольку ему вдруг на ум взбрела фантазия спеть «Три маленьких селедки», на каковой порыв господин Андерссон не откликнуться никак не мог, и о странных репликах было позабыто. Впрочем, прибавлению в семействе оказались рады не все, а именно – восьмилетняя Агнес, утратившая статус младшего и самого любимого ребенка. Да что там говорить: Агнес невзлюбила сестренку и с трудом справлялась с приступами жестокой детской ревности. Дошло до того, что взрослые опасались оставлять Дези без присмотра, если в доме находилась Агнес. «Что с тобой, дитя мое? – допытывался Стеллан. – Взгляни же на нее! Дези – сущий ангел, как ее можно не любить?!» – «Никакой она не ангел, вот, – сердито отвечала Агнес. – Она притворяется ангелом, а на самом деле…» И уходила, не докончив фразы, оставляя доктора в тревожном недоумении и ощущении педагогического бессилия. Все разрешилось само собой, когда Дези заговорила – а произошло это удивительным образом прежде, чем она толком научилась ходить. Получилось так, что малышку, занятую игрой, оставили без присмотра, и в детскую с недобрыми, как представляется, намерениями вошла Агнес… Спустя несколько минут родители вернулись, но обнаружили двери детской запертыми изнутри. Пока они спрашивали друг дружку, кто мог это сделать и зачем, Стеллан со словами: «Это Агнес, кто же еще…» – растолкал их и вынес дверь могучим плечом. Агнес стояла на коленях перед сидящей на полу Дези, закрыв глаза, а та с обычной своей улыбкой, которую трудно было назвать иначе нежели «неземная», гладила ее по щеке ладошкой. «Что здесь произошло?» – попытался было спросить строгим отцовским голосом господин Андерсон, но получился задушенный жалкий шепот. «Мы зайки», – ответила Дези радостно и непонятно. «Зайка Агнес, – эхом отозвалась сестра и шмыгнула носом. – Зайка Дези. Мы зайки…» – «Зайки хорошие», – резюмировала Дези и вернулась к игре как ни в чем не бывало, в то время как Агнес, обливаясь слезами, бросилась прочь. «Ступайте за ней», – велел Стеллан родителям. И, когда за теми закрылась дверь, убрал ногу в громадной тапочке с помпоном с валявшихся на полу ножниц… Добиться от Агнес удалось немногого: «Я все поняла, вот… Дези хорошая… она просто другая, вот… она мне объяснила… и я все поняла…» – «Ну, разумеется, дитя мое, – говорила госпожа Вифстранд, поражаясь и одновременно не слишком доверяя вдруг случившимся в Агнес переменам. – Вы все разные, но мы всех вас любим». – «Мама, – возражала Агнес, виновато глядя на нее снизу вверх. – Я знаю, ты любишь Дези сильнее меня. Она маленькая и беспомощная. А я уже взрослая, вот. Зато Дези любит всех одинаково, она мне объяснила. Она маленькая, но в ней океан любви, вот. Хватит всем поровну. Я едва не утонула в этом океане, мне столько не нужно…» Стеллан, присутствовавший при этом разговоре, был единственным, кто понял больше, чем было сказано. Что, впрочем, не мешало ему вскорости обнаружить себя полным идиотом. «Агнес, – молвил он, оставшись с девочкой наедине. – Ножницы». – «Да, я гадкая, – легко согласилась та. – Хотела отрезать у Дези прядку, чтобы сделать куклу вуду. Я знаю, что это чушь, но мне хотелось попробовать, вот. Не у себя же я стану отрезать! А вы что подумали, Стеллан?» В этой семье, как и во всех прочих, было принято обращаться к доктору по имени. Он запоздал с ответом, и несносная пигалица заметила, иронически качая головой: «Стеллан, вы насмотрелись ужастиков, вот». Он не спорил. Уж он-то предостаточно знал о девиантном поведении… Проверить свои выводы относительно «океана любви» Стеллан смог много позже, когда Дези подросла достаточно, чтобы вступить с ним в отношения сознательного сотрудничества. Как изысканный плод, она вызревала в атмосфере любви, которая возникала сама по себе, вне зависимости от того, что происходило в этом обществе, в этом помещении за мгновение до того, как она переступала порог. Люди могли ссориться, могли враждебно молчать, могли не замечать происходящего вокруг себя. Все менялось с появлением Дези… С годами она исполнялась странной, необъяснимой красоты, такой же отчужденной, как и ее улыбка, и самым простым, с ходу просящимся на язык определением этой красоты было «холодная». Так могла бы выглядеть Снежная Королева из сказки. Очевидно, поэтому Дезидерию Вифстранд продолжали обожать сверстники, но уже на расстоянии, как нечто слишком совершенное, чтобы дотрагиваться до
него руками и уж наипаче приглашать на вечеринки или в походы. Дези не возражала. Семейный круг и одиночество за его пределами – этого достаточно. Доктор Стеллан уже сталкивался с чем-то похожим, и это сходство его пугало… но сейчас все было иначе, не столь безысходно, без печати злого рока, словно бы по взаимному согласию сторон. Не то океан любви сильно обмелел, не то Дези научилась управлять его стихией… не то его и не было никогда, а была лишь иллюзия, защитная реакция, сообщаемое вовне желание всегда получать то, в чем нуждаешься больше всего: ответную любовь. А в том, что сестра Харона от рождения наделена некими труднообъяснимыми способностями, доктор Стеллан Р. Спренгпортен сомневался менее всего. Равно как и обоснованно предполагал, чем именно займется Дези по вступлении во взрослую жизнь…
– У вас необычные глаза, – сказал Кратов, просто чтобы хоть что-то сказать.
– Да, мне говорили об этом.
– Это фантоматика или…
– Или, – серьезно ответила Дези. Она вообще выглядела чересчур серьезной и до такой степени глубокомысленно отвечала на самые идиотские вопросы, что возникало подозрение, уж не издевается ли она над собеседником. – Таков естественный цвет радужки. Это имеет какое-то отношение к теме нашей беседы?
– Пожалуй, да… У эхайнов не бывает зеленых глаз.
– Вот как?
– Я думал, вы спросите: кто такие эхайны?
– Вы говорите о цвете глаз. Но, похоже, это цвет моих волос вводит вас в заблуждение. Я знаю, кто такие эхайны.
– Да, обычно у них глаза с рыжинкой, почти желтые, как у тигра.
– Такие? – спросила Ледяная Дези, изучая его тигрино-желтыми глазами.
Кратов зажмурился и против воли встряхнул головой. Наваждение никуда не исчезло.
– Как вам это удалось? – пробормотал он. – Если это гипноз… но я практически не поддаюсь внушению.
– Это не гипноз, – безмятежно произнесла Дези, плеснула ресницами… глаза снова были чистого изумрудного цвета. – Я даже не совсем уверена… Вы хотели увидеть тигриные глаза, и вы их увидели.
– А если я захочу увидеть рога?
– Вы уверены, что мне пойдут рога?!
– Не слишком.
– Значит, вы их не увидите.
– Вы меня совсем запутали.
– Не обращайте внимания. Во-первых, я люблю путаницу. Дезориентированный пациент не столь ригиден и легче поддается излечению. Confusio – моя традиционная и, собственно говоря, излюбленная среда обитания. А во-вторых, мне кажется, мы теряем время, которое могли бы употребить с большей пользой. Вот к примеру… – и она снова потянулась ладонью к его лицу.
Кратов неторопливо отстранился.
– Кто же вы, фрекен Дези? – спросил он.
– Я – то, что вы хотите во мне найти, сударь.
– Найти – или увидеть?
– Сформулируем иначе: найти – значит увидеть.
– Готовясь к встрече, я навел о вас некоторые справки. И был готов встретить невероятно красивую женщину… спокойную, как сфинкс.
– Благодарю, мне приятны ваши комплименты, – кивнула она. – Надеюсь, я не обманула ваших ожиданий?
Он уже позабыл, каково это – разговаривать с человеком и не ощущать его эмоций. Эмоциональный фон Ледяной Дези ни на секунду не переставал быть нейтральным, как туго натянутое серое полотно. Однажды он видел нечто подобное… когда давным-давно, ненормально храбрым юнцом, облаченный в скафандр высшей защиты модели «Сэр Галахад», заглянул в экзометрию.
– Не только не обманули, а и превзошли, – сказал Кратов. Ему вдруг нестерпимо захотелось вывести ее из себя. – Не просто сфинкс, а высеченный из самого холодного льда, какой только отыскался в Антарктиде.
– И, заметьте, – Дези воздела указательный пальчик, – из безупречно чистого!
Все то же серое полотно.
– Какая же вы на самом деле, милая фрекен?
– Этого не знает никто. Пожалуй, даже я сама. Вы же не станете спорить, что восприятие субъективно. У любого живого существа свои особенности взаимоотношений с реальным миром. Каждый по-своему воспринимает цвет, звук, запах… и лишь система коммуникативных соглашений заставляет нас считать этот цвет – зеленым, этот звук – громким, этот запах – волнующим… Если вам хочется видеть во мне хладнодушную красавицу, вы ее и увидите. Кто я такая, чтобы противиться вашему восприятию меня? – Она улыбнулась. Улыбка и вправду была неземная. – Некоторые коллеги рассматривают это мое качество как феномен и упражняются в изобретении для него различных наукообразных обозначений: эморегрессия… психотрансляция…
– Дезидерия – странное имя для этих краев.
– Так меня назвали родители. «Дезидерия» – многозначное имя: «дорогая», «печальная»… «аппетитная», кстати… в том числе и «желанная». Меня не ждали, но я стала желанным ребенком. И не придавала имени особого значения, пока не стала задумываться о своем месте в этом мире.
– И тогда?..
– И тогда поняла, что другого имени у меня просто быть не могло. Я – та, которую ждут.
– Это помогает вам в работе?
– О, еще и как! Люди приходят поговорить со мной о своих бедах и уже с порога видят во мне того, кто выслушает их с полным вниманием и отнесется к их невзгодам как к своим собственным.
– И вы действительно?..
– Вы шутите! Если я стану перекладывать на свои хрупкие плечи всю психологическую ношу, которую приносят ко мне, я попросту сломаюсь, как лучинка. Я сойду с ума и окажусь бесполезна как специалист. Кому от этого лучше?! Я психомедик, моя работа – врачевать больных, а не становиться больной вместо них. Но навевать исцеляющие иллюзии… почему бы нет?
– Марсианин, который сознает правила игры, – пробормотал Кратов себе под нос.
– С вашего позволения, марсианка, – деликатно поправила его Ледяная Дези. – Впрочем, я читала мистера Рея Брэдбери. Итак, сударь, какую иллюзию мне предстоит навеять на сей раз и кому? Где тот пациент, которому понадобилась помощь психотерапевта с не самыми стандартными методами?
– Он довольно далеко, – сказал Кратов. – И даже не человек. Кроме того, он весьма опасен. Вы уверены, что хотите услышать финальную часть моего делового предложения?
– Горю от нетерепения, – сказала Дези самым ровным голосом, какой только можно было себе вообразить.
Кратов невольно усмехнулся.
– Понимаю вашу иронию, – кивнула она аккуратной головкой (из прически в стиле «фар-винтаж» не выбивалось ни единого платинового локона). – Меня называют Ледяная Дези, но поверьте, этот лед способен гореть. Я невероятно любопытна. Просто ужасно! – Теперь в ее голосе отчетливо звучали почти детские эмоции… хотя и это могло быть искусно разыгранной партией. – Не лучшее качество для психомедика, но ничего не могу поделать со своим кошачьим пороком. – Дези вдруг состроила умильную гримаску, сделала просительные глаза и протянула: – Ну пожа-а-алуйста!..