Вектор атаки

Филенко Евгений

– Ага, – подтвердил его беззащитность мохнатый гигант. – Гол, как мосол. А вот мне оружие полагается, и я непременно пущу его в ход, если ты не прекратишь артачиться и показывать свою скорпионью прыть.

– Видывал я пустозвонов, – пробормотал мичман обескураженно. Без оружия он был как без штанов. – Звонари среди звонарей, собственную смерть могли уболтать! Пока не встретил тебя, красавчик.

– Так я стабиль жру пригоршнями, – пояснил тот и показал, как именно он это делает. Упомянутая пригоршня не слишком уступала вместимостью карьерному экскаватору. –

Мне нужны ясная голова и железные нервы. Работа такая. Без стабиля я бы тебя уже веничком на совочек собирал.

– Это мы еще поглядели бы, кто кого на совочек… – проронил Нунгатау, озираясь в поисках хотя бы чего-нибудь применимого в качестве оружия.

– Уровень адреналина в организме понижается, – продолжал гигант, – зато возникают побочные эффекты, вроде недержания речи. Я не очень понимаю, что значит вся эта хрень, но своему доктору верю. Уж лучше болтливый вышибала, чем горы мертвых клиентов. Вот вам, скорпионам, я слышал, специальную фишку за ухо вшивают, чтобы гасить природную вашу злобу и соблюдать ясность ума, ведь так? Иначе вы давно бы друг дружку зубами загрызли, не говоря уж о том, чтобы оружие вам доверить… Так мы идем?

Нунгатау про себя решил, что добрая доза стабиля ему сейчас тоже не повредила бы.

– Идем, – сказал он с наигранным смирением. – Полагаю, твой приятель сознает, что имеет дело с офицером, находящимся при исполнении особо важного задания?

– Не бзди, скорпион, – усмехнулся мохнатый. – Офицер… туда же… Никто над тобой не надругается, даже если сильно попросишь. Простой уважительный разговор двух взрослых эхайнов. Кстати, хоть ты и скорпион, да еще кхэри, а грубить моему хозяину не следует. Он большой человек [9] в своем деле, не чета нам с тобой, да и большинству твоих генералов-адмиралов, или под кем ты там у себя в песках ходишь…

9

Поскольку принадлежность эхайнов (Homo sapiens neanderthalensis echainus) к биологическому роду Homo (Люди) общеизвестна, нет никаких формальных препятствий к тому, чтобы употреблять по отношению к ним термин «человек».

Мичману не оставалось иного выбора, как отдаться на волю провидения. Слегка подталкиваемый в спину словоохотливым вышибалой, не перестававшим развлекать его описаниями положительного эффекта ударных доз стабиля на отравленный гиперадреналемией (это слово гигант произносил с особым вкусом, в три приема, словно растягивал удовольствие) эхайнский организм, как то: незлобивость, хорошее настроение, философское отношение к эмоциональным всплескам окружающих, ну, и словоохотливость, куда ж ее денешь-то…

Они прошли по узкому навесному мостику, под которым в клубах цветного дыма извивались лоснящиеся от пота тела неопределенного пола, и уперлись в легкомысленную тростниковую занавесочку, из тех, что обычно разгораживают покои для интимного увеселения. Над занавесью болтался гаххег – амулет в виде травяного фонарика, охранявший от дурного глаза, скверного слова и непрошеного гостя. Вышибала, намеренно, на всякий случай,

задев гаххег макушкой, раздвинул тростниковые стебли, за которыми обнаружилась грубая металлическая дверь с застывшими потеками расплава и отчетливыми следами от залпов из скерна в упор.

– Кто? – послышался из зарешеченного динамика недовольный рык.

Гигант внезапно преисполнился благоговения и даже стал меньше ростом.

– Хозяин, это Меллагн-Зашибец, – промурлыкал он самым нежным голосом, на какой только был способен. – Посылочка при мне… скорпион в оригинальной упаковке…

– Какой еще, к демонам, скорррр!.. – взревели было по ту сторону двери и тут же добавили вполне миролюбиво: – Подавай его сюда.

Меллагн-Зашибец с легким недоумением пожал плечами и бережно открыл бронированную дверь, словно опасался, что от несоразмерного усилия она слетит с петель.

– Ты только того… – сказал он мичману. – Поаккуратнее в выражениях. Хозяин – человек сложный, непредсказуемый. Стабиль не употребляет, фишки под кожу не вшивает – опасается, как бы ему туда заодно и маячок не подсадили. Сам попусту не обидит, но и обиды не спустит.

Нунгатау протиснулся у него под мышкой в темный коридор с низкими сводами.

– Учи ученого, – высокомерно бросил он через плечо.

И в самом деле, что ему, пережившему Скунгакскую резню, какой-то там мелкий городской князек!..

Впрочем, князек оказался не мелкий – четыре добрых мешка навоза, а то и все пять. Он сидел за необъятным столом из бесценного дерева, совершенно пустым, а над его головой тускло горела жестяная тюремная лампада. То ли так полагалось по здешним понятиям, то ли просто ностальгия замучила… Князек совершал бесцельные помавания просторными ладонями над столешицей, поводил вокруг себя бессмысленными глазами, как морской рак, и в своем театральном мохнатом халате, не сходившемся на густо зататуированной груди, производил впечатление скорее комическое, нежели угрожающее.

– Ты хто? – спросил он, с трудом зафиксировав взгляд на мичмане.

– Хрен в пальто, – отвечал тот, уже нисколько не опасаясь.

Ногой подвинул случившийся поблизости табурет и опустил на него задницу.

– Зачем? – бормотал князек. – Кто позвал?

– Теперь так, – сказал Нунгатау со всевозможной наглостью в облике и голосе. – Если я здесь никому не нужен, тогда я, пожалуй, встану и отправлюсь по своим делам. Тем более что дела у меня важные, государственные, а не то что у некоторых – шпану грязными портками гонять да всякой дурью закидываться…

– Ты хто? – снова спросил князек с мучительной тоской и вдруг уронил громадную башку прямо на ладони, как будто кто-то щелкнул внутри его утробы невидимым выключателем.

Нунгатау презрительно сплюнул. «А ведь и я мог бы стать таким уродом, – подумал он. – Сидел бы где-нибудь в затхлом подвале в том же Скунгаке и ксахлял бы хлямные кубланши перед лебезящей дешевой мильтепней… Однако было бы неплохо поскорее отсюда убраться. Потому что шутки шутками, а у старины Меллагна кулаки здоровые, не чета моим, оружие за поясом настоящее, и когда до дела дойдет, все может повернуться и так, и эдак».