Великие любовницы
Шрифт:
Неприятен альков, в котором насилие совершается. И такие королевские альковы были, дорогой читатель!
Людовик XI
Вот у Людовика XI, французского короля, жена Маргарита Шотландская. Девчушке едва исполнилось одиннадцать лет. Пожалеть бы ему бедную девочку, не тащить ее в постель, дать возможность по примеру других гуманных монархов малость дозреть, половой зрелости достигнуть. А Людовику XI невтерпеж. Он там так долго ждать не будет, его обуревает страсть, и не для него созданы фиктивные браки с несовершеннолетними женами, которых мужья несколько лет подряд только в лобик целуют, до тела не дотрагиваясь. Людовик XI, обуреваемый грубой животной страстью, берет девочку-жену, чуть ли не насилуя, грубо, беспардонно, никакой уступки ни ее стыдливости, ни невинности не делая. Подумаешь, жеманства и нежности в алькове, еще чего! Людовик XI всю жизнь этих качеств не признавал. Для него женщина — это объект его сексуальных удовольствий. А поскольку он до своей женитьбы сексуальную практику уже большую имел, редко какая дворцовая дама и в его сети не попала, то и с женой церемониться не стал.
И стала Маргарита Шотландская в одиннадцать лет женщиной, но с расстроенным воображением, надломленной психикой, в которой физическая
Королевский альков превратился в ад. Но как всегда бывает с мужьями, которые сами виноваты в неудачности своего алькова, Людовика XI вдруг начала обуревать какая-то странная ревность. Вроде бы никакого повода для нее, этой ревности, супруга не давала, а он ревнует, и везде ему ее любовники мерещатся. Шпионов к ней приставил, чтобы следили за каждым ее шагом. А особенно огромное усердие в этом деле проявлял его камердинер Жаме де Тиллей. Сам Людовик XI в спальню к жене вообще хаживать перестал, у него при дворе интересные дамочки, на сексуальные услуги скорые, появились, а камердинеру наказывает ни днем ни ночью со спальни жены глаз не спускать. А Маргарита Шотландская, томимая чувством неразделенной любви и к тому же напичканная романтическими поэмами, ищет удовлетворения своей чувственности в простых платонических ласках, поскольку физическая половая любовь вызывает у нее неистребимое отвращение. И фавориты, из числа придворных юнцов, часто, играя с королевой, то фривольно ее за грудь схватят, то колено погладят, то за ручку возьмут. На большее они не решались, и большее им Маргарита Шотландская не позволяла. Но шпион де Тиллей, в тонкости женской психики не вникая, усмотрел в ее действиях не только разврат, но и прелюбодеяние и королю донес ни больше ни меньше только следующее: «Королева спит с фаворитами, а чтобы не забеременеть, ест зеленые яблоки и пьет уксус». Ну, этот уксус совсем доконал короля. Он в такое бешенство впал, что жизнь Маргариты стала совершенно несносной. Бывают же такие бешеные люди, которые свое бешенство маской тончайшего сарказма прикрывают. Они там не будут на жену с кулаками набрасываться, но ежедневно, ежечасно мелкими саркастическими уколами травят и травят ее, почище твоих отрав. Днем и ночью пилит и пилит ее, ломает бедную сосенку, как осенний постоянный ветер. Как будто бы и не очень сильный, не вихрь, но трещинку дерево дает и надвое разламывается. Разломилась и Маргарита от этих постоянные упреков, подозрений, шпионажа, доносов, что в постель слегла с очень сильной неврастенией. Бледная, исхудалая, синяя, как костельная свечечка, лежит в постели и радуется: «Боже, я скоро умру». А когда любившие ее придворные начали ее утешать и подбадривать, что, дескать, в таком юном возрасте рано вам умирать, ваше величество, и что она непременно выживет, то она горько усмехнулась, отвернулась к стене и прошептала: «Зачем? Тьфу на жизнь, не говорите мне больше о ней». И так велико ее желание смерти было, что без видимой болезни умерла она. И было это в 1444 году, а ей было всего шестнадцать лет. Ну и альков королевский, нечего сказать, из постели в катафалк превратился. Циник Людовик XI, у которого все человеческие чувства, кроме чувства ненависти, давным-давно исчезли, а может, никогда их и вообще не было, только саркастически улыбается: «Супруга наша скончалась от неумеренного увлечения поэзией», — так прокомментировал и уехал себе путешествовать, не пожелав даже присутствовать на похоронах королевы.
Ну и король! Все, исключительно все: и биографы, и историки, у которых нередко мнения диаметрально противоположными бывают, в отношении Людовика XI были согласны: машина, не человек. При том абсолютно без совести и чести. Для него королевское слово, что жизни равнялось, — пустой звук, он его на каждом шагу мог нарушить. А вероломства, интриги, козни на пути к достижению цели были его основными методами. О нем один из историков так писал: «Людовик XI презирал и ненавидел всякое проявление чувства. Презирал поэзию, искусство, любовь к женщинам, великодушие, страдания. Презирал турниры, поединки, пышные праздники. Единственной его забавой была охота на диких зверей. Пренебрегал шелком и золотом. Одежда его была самая простая и грубая. Презирал дворян и окружал себя людьми низкого звания. Его не могло связать никакое обещание, никакая клятва. Он нарушал ежеминутно данное слово. Ничего не было для него святого, ничего он не уважал и не ценил, кроме холодного, расчетливого разума. Хитрость и вероломство считал он необходимым элементом и высшим проявлением государственной мудрости» [95] .
95
В. Авсеенко. «Поход Карла VIII». Киев, 1863, с. 9.
Да, дорогой читатель, грустным, печальным, с одной стороны, и грубо циничным, с другой, был этот королевский альков! А в сумме был он истинно трагическим, в котором и намека на радость и гармонию не было. Ведь для того, чтобы гармония в алькове процветала, надо чтобы и характеры там подобные находились. А нас другой вопрос мучает: существуют же такие вот личности, обладающие даже проблесками гениальности, в коих, кроме грубости, хамства, беспардонной силы, ничего-то, в сущности, и нет больше. Ничего человеческого! Ведь этот самый Людовик XI, французский король, в сущности, много для своего государства сделал и, как наш Петр I или Александр Македонский, Филипп Красивый или Фридрих II Прусский, вечно его могущество укреплял и территории
И жить бы ему до конца жизни в своем одиночестве, но, о ирония судьбы, второй брак для него намечен. Ну хоть этот альков чем-то будет отличен от первого! Ведь наследников французское королевство ждет! В 1461 году Людовик XI женится второй раз на принцессе Шарлотте Савойской. Наивная обаятельная девочка! С такой юной непосредственностью впорхнула во французский двор, но ее живо ушатом холодной воды окатили. Подбежала к надворному поэту и со всей своей непосредственностью вдруг крепко поцеловала его в губы: «Такие уста изрекают золотые слова!» Но во-первых, отучись, Шарлотта, от золота, ты его у короля-мужа не найдешь, во-вторых, от своей непосредственности. Прими облик серьезной, угрюмой, вечно озабоченной матроны, как при дворе Людовика XI пристало! Но может быть, он учел «ошибки молодости» в своем холодном алькове и не повторит их со второй женой? Давайте, дорогой читатель, заглянем потихонечку в этот альков, а? По логике там полагается сейчас нежность и понимание. Но это по логике. Действия Людовика XI никакой логике не поддаются. Здесь бушует своя стихия, злобная и разрушительная. Ей бы только ломать все на своем пути, любые проявления человеческого чувства превращать в холодный расчетливый механизм. Сломлено сердце первой жены, сломим и у второй. И вот, когда Шарлотта не оправдала надежд мужа, родив ему двух дочерей вместо желанного сына, терпению Людовика XI пришел конец. Зачем он на такую каторгу, как альков жены, ходит, когда кругом… Девки! Девок, девок, девок побольше и поразвратнее девок, кричало сердце и естество Людовика XI. Его низменные инстинкты требовали самых низменных развлечений. Почему-то это у него вполне допускалось наравне с огромной набожностью. Наверное, по принципу «грешить и каяться».
Елизавета Петровна, русская царица, в грехах и раскаянии прожила тридцать лет. Ночью грешила, поскольку ночь в день превращала, днем каялась, вознося молитвы богу. Римский император Нерон, наоборот, каялся только ночью, днем он бесчинствовал, вечером к раскаянию приготавливался, а вот ночью вовсю раскаивался в своих злодеяниях. Так что всемилостивый господь бог непременно простит маленькую слабость и тягу Людовика XI к девкам, веселым, пьяным, всех мастей! В молодости он хаживал в дома терпимости. Это ему доставляло огромное удовольствие. Угрызениями совести он не мучился. Это вам не сентиментальный Володя, герой рассказа А. П. Чехова, упавший в обморок от омерзения к самому себе после посещения борделя. Людовику XI бордель с его разнузданным сексом так вскружил голову, что обойтись без этих низменных удовольствий он уже был не в состоянии. Без этого обойтись так же трудно, как пьянице без стакана водки. Как сказал Оноре де Бальзак, деликатно называя разврат наслаждением: «Наслаждение подобно неким лечебным снадобьям. Чтобы они оказывали постоянное воздействие, надо увеличивать дозу, пока наконец не постигнет смерть или полное отупение». Диоген сказал коротко: «Распутство — это трава, приправленная медом!»
Людовик XI все требует более низких, более развращенных наслаждений, которым мешает добродетельная жена. Но не ходить же всемогущему французскому королю в зрелом возрасте в бордели? Еще чего, так себя компрометировать! И он устраивает бордель в собственном дворце, а чтобы почтенная Шарлотта не слишком мозолила глаза своим горестным видом, ей было предложено коротко и ясно: жить отдельно. Вот вам, матушка, порог, пардон, дворец, на замковую крепость смахивающий, идите и там себе живите. Брадобрей Оливье пришел к Шарлотте и с поклоном заявил: «Ваше величество, король предлагает вам жить в замке Амбуаз, а сам он будет жить в замке Плесси ле Тур».
Она, оскорбленная в своих лучших чувствах жены, бросается к королю и, поцеловав ему руку и подняв заплаканные глаза, задает наивный интимный вопрос: «А как мы спать будем?» Ведь затруднительно, по ее наивному разумению, королю каждую ночь тащиться из одного замка в другой. Король живо жену успокоил: «А видеться будем время от времени, когда естество мое сделает для меня ваше присутствие необходимым» [96] .
Но естество Людовика XI не спешило заявлять о необходимости присутствия жены в королевском алькове. И растянулось оно на очень долго. На целых… пятнадцать лет! Напрасно плакала и стенала Шарлотта Савойская, пугая по ночам своими стонами немногочисленных фрейлин, которых ей оставили. Вообще ее ограничили во всем: в одежде, в общении, даже в еде. И обращались не как с королевой, а как с дамой низкого происхождения. Когда слишком долго давить на человека, унижая его, он таковым и становится — униженным и забитым, В отношении ломания характера Людовик XI был большой мастер и тонкий психолог. Он знал, как за дело приняться, чтобы из весёлой, полной надежд резвушки супруга превратилась в угрюмую мрачную матрону, которой покончить с собой самоубийством только страх перед богом не позволяет. Так и тянулись эти серые, беспросветные дни в сыром, понуром замке, и жизнь Шарлотты мало чем отличалась от тюремного заключения.
96
Гуи Бретон. «От Анны де Боже до Марии Туше», т. 2. М., 1993, с. 14.
До ее слуха доходили все бесчинства, которые творил Людовик XI в своем дворце. Самые гнусные непотребные девки наводнили его. Вот вдова солдата Жигона. Баба хоть куда, ядреная, бедрами крутит, лебединой шеей манит и вечно хохочет. Однако охоча до подарков. Одной чистой любовью жить с королем не желает. Пришлось раскошеливаться бедному скупому королю. О, как бы он хотел, чтобы любили его «для него самого». «Любите меня, Бриссак, только для меня самой», — сказала Диана Пуатье своему любовнику маршалу Бриссаку, изменив королю Генриху II. Бриссак, конечно, под страхом смерти вынужден был любить Диану только для нее самой, то есть не требуя подарков.