Великий Эллипс
Шрифт:
Гирайз принес из саней одеяло, и они съежились под ним, прижавшись друг к другу. Лизелл положила ему на плечо голову. Он обнял ее, и они сидели молча. Какое-то время она рассматривала прыгающие языки пламени, но вскоре глаза начали слипаться, и она опустила веки. Она не устала физически, с чего бы — весь день просидела в лесу. Но, вероятно, душа ее устала как никогда, так как она сразу же провалилась в сон.
Лизелл, должно быть, проспала несколько часов, потому что когда она в следующий раз открыла глаза, слабо льющая на землю свет луна переместилась на другую сторону неба. Костер прогорел, несмотря на их намерения поддерживать его всю ночь. Было холодно, но она не чувствовала неудобства,
Лизелл посмотрела вниз, ей почему-то показалось, что земля должна дрожать под ногами. Ничего подобного не происходило, и тут она поняла, что ей на мгновение почудилось, что она снова в Ксо-Ксо. Это приближающиеся голоса ввели ее в заблуждение. Глупейшая ошибка: между теми и этими голосами не было ничего общего, они значительно отличались по высоте и ритму, язык, стиль — все было другое. Хотя сходство и прослеживалось, какой-то неуловимый намек на силу и сверхъестественность, связывающие голоса разаульской ночи и пение шаманов джунглей.
Она посмотрела на Гирайза, но луна висела низко, и она могла видеть лишь его темные очертания.
— Что это? — спросила она, инстинктивно понизив голос до шепота.
Он замотал головой. Несколько мгновений они сидели, прислушиваясь, и затем, не сговариваясь, встали и пошли в сторону, откуда слышались звуки.
Источник звука был где-то близко, и нетрудно было определить направление, откуда он доносился. Лизелл взяла Гирайза за руку. Они шли на ощупь в темноте, и голоса становились все явственнее.
Огонь костра замаячил между деревьями. Они осторожно стали приближаться к костру и очень скоро подошли к небольшой полянке на краю крутого обрыва, откуда видны были озеро, догорающие развалины деревни и грейслендский лагерь. Здесь вокруг костра сгрудились неподвижные фигуры. Нетрудно догадаться, это — местные жители, уцелевшие после расправы. Ночь принесла им спасение.
Они не особенно беспокоились о конспирации, иначе бы они не разжигали костра. Казалось, их вообще ничего не волнует.
Лизелл внимательно изучала стоящие у костра фигуры. Их было девять: мужчины, женщины, молодые и старые, хорошо одетые и в лохмотьях, крепкие и изнуренные, внешне все абсолютно разные, схожие странной неподвижностью и ярким блеском ничего не видящих глаз. Держась за руки, они образовывали своими телами круг, но истинная связь между ними была нематериального свойства, оно просматривалось в ритмичных вздрагиваниях тел и движениях глаз.
Сборище сумасшедших? Может, они и безвредны, но неожиданный страх зашевелился в ней.
Звук нарастал — стон сливался с бормотанием, нарастал и на пике превращался в странную музыку — горестную, настойчивую, парящую на грани безумия. Музыка растягивалась во времени на минуты — часы — года — столетия. И в тот момент, когда Лизелл стало казаться, что она понимает слова, когда она уловила неизбежность беспредельного откровения, звук оборвался. Языки пламени взвились вверх, и повалили клубы густого дыма.
Молчаливые и неподвижные фигуры стояли, глядя в ядро пламени. Они продолжали держаться за руки, не разрывая круга. Лица их напоминали маски смерти. Лизелл могла вообразить, что каждый из них впал в бессознательное состояние, но за счет активности коллективного сознания — очевидного, почти физически ощущаемого — в воздухе висел странный шипящий звук. «Центр очень многих сил» — так назвал это место Бав Чарный, и он не ошибался. Она чувствовала активизацию этих сил вокруг нее. Волосы у Лизелл встали дыбом, и она еще сильнее вцепилась Гирайзу в руку. Воздух сделался таким холодным, что его больно было вдыхать, все было в дыму, в плотных удушливых облаках дыма, дыма было больше, чем мог надымить небольшой костер. Она закашлялась, не в силах сдержаться, но люди у костра не обратили на это внимания, они ничего не слышали. Глаза щипало, они слезились, все вокруг поплыло, и стало казаться, что в дыму появляются человеческие фигуры, множество бестелесных духов витало над костром.
Лизелл моргала и терла слезящиеся глаза, стараясь избавиться от зрительного наваждения, но призраки проявлялись все отчетливее. Она уже могла хорошо рассмотреть их, невзирая на их мертвенно-бледную прозрачность, видна была каждая черточка лица, фигура, одежда. По большей части они выглядели как самые обычные люди. Мужчины, женщины, дети с типичными разаульскими лицами, в удобной деревенской одежде. И лес наполнился ожившими телами ничем не примечательного люда.
Лизелл никогда не верила в привидения. И сейчас она не хотела начинать в них верить, но настоящие призраки витали у нее перед глазами, и сомневаться в очевидном стало невозможно. «Многие на нашей земле умерли насильственной смертью, и места их гибели стали пристанищем для душ погибших», снова вспомнила она слова Бава Чарного. Она тогда от них отмахнулась как от суеверного бреда пьяного, но он говорил правду. «Наши некроманты управляют этими душами, направляют их на наших врагов», так утверждал Бав Чарный, и сейчас ей хотелось удостовериться, что и эти слова чистейшая правда.
Духи, очевидно, разделяли с ней ее замешательство. На их мертвых лицах — куда более впечатляющих, чем лица колдующих — отражались шок, страх и замешательство. Многие оглядывались по сторонам с недоумением, некоторые из них вроде бы переговаривались между собой, но голосов слышно не было. Двое или трое попробовали убежать, но не смогли вырваться из непробиваемого круга.
Лизелл стало их жалко. От страха у нее тряслись поджилки, но в то же самое время эти бесплотные мертвецы, глядящие прозрачными глазами и явно страдающие, вызывали у нее чувство жалости.
Тихо было в ночном лесу. Духи безмолвствовали, некроманты пребывали в зачарованном состоянии, но в этой тишине ощущалось интенсивное общение, в результате которого все вызванные духи поднялись тихо, как туман, и облаком поплыли к развалинам Слекьи.
Казалось, что бесплотные духи движутся медленно, но буквально через несколько минут они уже были у лагеря грейслендцев. Слабое холодное свечение распространилось над лагерем, в ночи послышались окрики часовых, за ними раздалось пронзительное ржанье испуганных лошадей. Почти в то же самое мгновение полуодетые грейслендские солдаты повыскакивали из своих палаток с ружьями в руках и нос к носу столкнулись с бесплотными духами. Поднялась беспорядочная стрельба, крики превратились в стоны, когда светящийся клубок сжал несколько фигур в серой форме, которые тут же рухнули на землю. Ружья палили без толку, а вопли усилились, когда последние тлеющие угольки брызнули фонтаном из многочисленных кострищ и обрушились на стены и крыши грейслендских палаток.
Языки пламени лизали брезент, подпрыгивая ввысь и перескакивая с одной крыши на другую. За считанные секунды огонь охватил палатки, и они запылали так же, как несколько часов назад пылала деревня Слекья. Закричали солдаты. Выскочив из палаток, охваченные пламенем, они заметались в панике, пока не свалились в снег. Руки призраков поднимали сгустки пламени вверх, и огненный дождь проливался на головы грейслендцев. В ужасе солдаты бежали к лесу, ища укрытия, привидения следовали за ними, сея безумие. Волосы и одежда загорались, ветер доносил запах жареного мяса.