Великий карбункул
Шрифт:
меня от общества мне подобных. До той поры, пока небо не послало мне тебя, любимый, о, как одинока была твоя Беатриче!
– Такой ли ужасной была эта участь?
– спросил Джованни, устремив на нее
пристальный взгляд.
– Только недавно я поняла, какой ужасной она была, - ответила она с
нежностью.
– До сей поры сердце мое было в оцепенении и потому спокойно.
Долго сдерживаемая ярость прорвалась сквозь мрачное молчание Джованни, подобно молнии, сверкнувшей
– Проклятая богом, - вскричал он с ядовитым презрением, - найдя свое
одиночество тягостным, ты отторгла меня от жизни и вовлекла в свой адский
круг?
– Джованни… - только и смогла вымолвить Беатриче, устремив на него
взгляд своих больших и ясных глаз. Она еще не осознала всего значения его
слов, но тон, которым он произнес их, как громом поразил ее.
– Да, да, ядовитая гадина!
– продолжал он вне себя от гнева.
– Ты
добилась своего и заклеймила меня проклятием. Ты влила яд в мои жилы, отравила мне кровь и сделала из меня такое же ненавистное, уродливое и
смертоносное существо, как ты сама, отвратительное чудовище! А теперь, если
наше дыхание одинаково смертельно для нас, как и для всех других, - соединим
наши уста в поцелуе ненависти и умрем.
– Что со мной?
– со стоном прошептала Беатриче.
– Святая мадонна, сжалься над моим разбитым сердцем!
– И ты еще молишься?
– продолжал Джованни все с тем же дьявольским
презрением.
– Разве молитвы, срывающиеся с твоих уст, не отравляют воздух
дыханием смерти? Что ж, хорошо, помолимся, пойдем в храм и опустим свои
пальцы в чашу со святой водой у входа! Те, кто придет после нас, падут
мертвыми, как от чумы. Мы можем еще осенить воздух крестным знамением -
изображая рукой своей священный символ, мы посеем вокруг себя смерть!
– Джованни, - ровным голосом произнесла Беатриче, скорбь которой
приглушила ее гнев.
– Зачем соединяешь ты меня и себя в этих ужасных
проклятиях? Ты прав, я чудовище, но ты? Что тебя держит здесь, почему, содрогнувшись от ужаса при мысли о моей судьбе, не оставляешь ты этот сад, чтобы смешаться с себе подобными и навсегда забыть, что по земле ползает
такое чудовище, как бедная Беатриче?
– И ты еще притворяешься, что ничего не знаешь?
– грозно спросил
Джованни.
– Взгляни - вот какой силой наградила меня чистая дочь Рапачини!
Рой мошек носился в воздухе в поисках пищи, обещанной им ароматом
цветов рокового сада. Они вились и вокруг головы Джованни, по-видимому
привлеченные тем же ароматом, какой влек их к кустам. Он дохнул на них и
горько улыбнулся Беатриче, увидев, что по меньшей мере дюжина маленьких
насекомых мертвыми упала на землю.
– Теперь я вижу, вижу!
– воскликнула Беатриче.
– Это все плоды страшной
науки моего отца. Я непричастна к этому, нет, нет! Я хотела только одного -
любить тебя, мечтала побыть с тобой хоть недолго, а потом отпустить тебя, сохранив твой образ в сердце. Верь, мне Джованни, хотя тело мое питалось
ядами, душа - создание бога, и ее пища - любовь. Мой отец соединил нас
страшными узами. Презирай меня, Джованни, растопчи, убей… Что мне смерть
после твоих проклятий? Но не считай меня виновной! Даже ради вечного
блаженства не совершила бы я этого!
Гнев Джованни, излившись в словах, стих. Печально, но без теплоты
вспомнил он о том, как нежны были их столь странные и своеобразные
отношения. Они стояли друг против друга в своем глубоком одиночестве, которое неспособна была нарушить даже кипящая вокруг них жизнь. Отторгнутые
от человечества, не должны ли были они сблизиться? Если они будут жестоки
друг к другу, кто же проявит доброту к ним? К тому же, думал Джованни, разве
нет у него надежды вернуть девушку к естественной жизни и вести ее, эту
спасенную Беатриче, за собой! О, слабый, эгоистичный, недостойный человек!
Как смел он мечтать о возможности земного союза и земного счастья с
Беатриче, разрушив так жестоко ее чистую любовь? Нет, не это было ей
суждено. С разбитым сердцем должна была она преступить границы этого мира, и
только омыв свои раны в райском источнике, найти успокоение в бессмертии.
Но Джованни не знал этого.
– Дорогая Беатриче, - сказал он, приблизившись к девушке, которая
отстранилась от него, как она это делала и раньше, но только движимая теперь
другими побуждениями.
– Дорогая Беатриче, судьба наша не так уж безнадежна.
Взгляни сюда! В этом флаконе заключено, как уверил меня ученый доктор, противоядие, обладающее могущественной, почти божественной силой. Оно
составлено из веществ, совершенно противоположных по своим свойствам тем, с
помощью которых твой отец навлек столько горя на тебя и меня. Оно настояно
на освященных травах. Выпьем его вместе и таким образом очистимся от зла.
– Дай мне его, - сказала Беатриче, протягивая руку к серебряному
флакончику, который Джованни хранил на своей груди. И добавила странным
тоном: - Я выпью его, но ты подожди последствий!
В то мгновение, когда она поднесла флакон Бальони к губам, в портале
появилась фигура Рапачини, который медленно направился к мраморному фонтану.