Великий карбункул
Шрифт:
впрочем, и дыхание Беатриче могло напоить ароматом ее слова, словно они были
пропитаны благоуханием ее души. У Джованни закружилась голова, но он тотчас
же пришел в себя. Заглянув в ясные глаза прекрасной девушки, он, казалось, увидел в их прозрачной глубине ее душу и больше уже не испытывал ни страха, ни сомнений.
Яркий румянец гнева, окрасивший щеки Беатриче, исчез, она
развеселилась. Детская радость, с которой она слушала юношу, напоминала
удовольствие, какое могла бы испытывать девушка,
острове, от встречи с путешественником, прибывшим из цивилизованного мира.
По-видимому, ее жизненный опыт ограничивался пределами ее сада. Она то
говорила о предметах таких же простых и ясных, как дневной свет или летние
облака, то засыпала Джованни множеством вопросов о Падуе, о его далекой
родине, о друзьях, матери, сестрах - вопросов, в которых сквозила такая
наивность и неведение жизни, что Джованни отвечал на них так, как отвечают
ребенку. Душа ее изливалась перед ним, подобно прозрачному ручейку, который, пробившись из недр земли навстречу солнцу, с удивлением взирает на то, что в
его водах отражаются земля и небо. Вместе с тем из глубин ее существа
поднимались мысли, как верные и глубокие, так и порождения фантазии, изумлявшие своим блеском. Можно было подумать, что вместе с пузырьками на
поверхность прозрачного потока подымаются сверкающие алмазы и рубины. Время
от времени Джованни не мог удержаться от удивления, что он непринужденно
разгуливает с существом, которое так завладело его воображением и которое он
наделил столь ужасными и губительными свойствами; что он, Джованни, разговаривает с Беатриче как брат с сестрой и видит в ней столько
человеческой доброты и девичьей скромности. Впрочем, эти мысли только
мгновение проносились в его мозгу - очарование Беатриче полностью захватило
и подчинило его себе.
Разговаривая, они медленно продвигались по саду и, обойдя несколько раз
его аллеи, вышли к разрушенному фонтану, вблизи которого рос великолепный
куст, покрытый целой россыпью пурпурных цветов. Вокруг него распространялся
аромат, точно такой же, какой Джованни приписывал дыханию Беатриче, но во
много раз сильнее. Юноша заметил, что при взгляде на растение Беатриче
прижала руку к сердцу, как если бы оно вдруг мучительно забилось.
– Впервые в жизни, - прошептала она, обращаясь к кусту, - я забыла о
тебе.
– Синьора, - сказал Джованни, - я не забыл, что вы однажды обещали мне
один из этих драгоценных цветков взамен букета, который я имел счастливую
дерзость бросить к вашим ногам. Разрешите же мне сорвать один из них в
память о нашем свидании.
Протянув руку, он сделал шаг по направлению к кусту, но Беатриче, бросившись вперед с криком, словно лезвие кинжала пронзившим его сердце, схватила его руку и отдернула ее со всей силой, на какую было способно это
нежное существо. Джованни затрепетал от ее прикосновения.
– Не приближайся к нему!
– воскликнула она голосом, в котором слышались
тоска и боль.
– Заклинаю тебя твоей жизнью, не тронь его! Оно обладает
роковыми свойствами!
Вслед за тем, закрыв лицо руками, она бросилась прочь и исчезла в
портале дома. Там Джованни, провожавший ее взглядом, заметил изможденную
фигуру и бледное лицо доктора Рапачини, бог знает как долго наблюдавшего эту
сцену.
Едва Джованни очутился в своей комнате, как его страстными мечтами
снова завладел образ Беатриче, окруженный всеми таинственными чарами, которыми он наделил ее с первого мгновения знакомства с нею, но сейчас
полный нежной теплоты и юной женственности. Это была женщина со всеми
свойственными ей восхитительными качествами; она была достойна обожания и, со своей стороны, способна в любви на героические подвиги. Все признаки, которые считал он раньше доказательством роковых свойств ее духовной и
телесной природы, были либо забыты, либо софистикой страсти превращены в
драгоценные качества, делавшие Беатриче тем более достойной восхищения, что
она была единственной в своем роде. Все, что раньше казалось ему чудовищным, теперь становилось прекрасным, а то, что неспособно было подвергнуться
подобному превращению, ускользнуло и смешалось с толпой бесформенных
полумыслей, населяющих сумрачную область, скрытую от яркого света нашего
сознания.
В этих размышлениях провел Джованни ночь и заснул, лишь когда заря
пробудила цветы в саду доктора Рапачини, где витали мечты юноши. Яркие лучи
полуденного солнца, коснувшись сомкнутых век Джованни, нарушили его сон.
Джованни проснулся с ощущением жгучей, мучительной боли в руке - в той руке, которой коснулась Беатриче, когда он пытался сорвать драгоценный цветок. На
тыльной стороне руки горело пурпурное пятно - отпечаток пяти нежных
пальчиков.
О, как упорно любовь - или даже обманчивое подобие ее, возникающее лишь
в воображении, но не имеющее корней в сердце, - как упорно любовь цепляется
за веру до тех пор, пока не наступит мгновение, когда сама она исчезнет, как
редеющий туман. Обернув руку платком, Джованни решил, что его укусило какое
то насекомое, и, вернувшись к мечтам о Беатриче, забыл о боли.
За первым свиданием роковым образом последовало второе, затем третье, четвертое, и вскоре встречи с Беатриче сделались не случайными событиями в
его жизни, а самой жизнью. Ими были поглощены все его мысли: ожидание
свидания, а потом воспоминание о нем заполняли все его существование. То же