Великий карбункул
Шрифт:
вздохом проговорил Роджер Малвин, потому как в глубине души сознавал, насколько несхожи эти два случая, - тому уже двадцать лет, как я бежал с
одним добрым другом из индейского плена в окрестностях Монреаля. Много дней
мы пробирались сквозь леса, пока, в конце концов, сломленный голодом и
усталостью, мой товарищ не лег на землю и стал упрашивать оставить его, ибо
знал, что если я задержусь, мы оба погибнем. И тогда, надеясь, что смогу
привести помощь, я нагреб ему под голову сухих
И вы поспели в срок?
– спросил Ройбен, ухватившись за слова Малвина, как
будто они могли послужить залогом его собственного успеха.
– Успел, -
ответил тот.
– Еще до захода солнца мне посчастливилось наткнуться на лагерь
охотников и я проводил их к тому месту, где мой товарищ ожидал смерти. Так
что сейчас он жив-здоров и хозяйничает на своей ферме далеко от границы, тогда как я лежу раненый в сердце этой дикой глуши… Этому примеру, призванному повлиять на решение Ройбена, помогла, неведомо для него самого, скрытая сила многих других мотивов. Роджер Малвин видел, что дело уже почти
выиграно.
– А теперь ступай, сынок, - сказал он, - и да хранит тебя Бог!
Если встретишь подмогу, не возвращайся с ними - раны и усталость уже без
того повредили твоему здоровью - но пошли на поиски пару человек, без кого
можно обойтись. И поверь мне, Ройбен, на сердце у меня будет становиться
легче с каждым шагом, приближающим тебя к дому.
– Но в то время как он
говорил, его лицо и голос все же предательски дрогнули, ибо, в конце концов, это страшная участь - ждать смерти в пустынных дебрях, когда на много миль
вокруг нет ни живой души. Ройбен Борн, лишь наполовину убежденный, что
поступает правильно, поднялся с земли и стал готовиться в дорогу. Но
сначала, невзирая на протесты Малвина, он собрал запас ягод и съедобных
кореньев, которые на протяжении двух последних дней были их единственной
пищей, поместил их в пределах досягаемости умирающего и приготовил для него
постель из свежих листьев. Затем, взобравшись на вершину скалы, которая с
тыла была обрушенной и шероховатой, он пригнул книзу молодой дубок и
привязал к его верхней ветке свой шейный платок. Эта мера должна была
пригодиться тем, кто мог отправиться на поиски Малвина, ибо утес, за
исключением широкой передней грани, со всех сторон, уже с небольшого
расстояния, был скрыт густым подлеском. Ройбен снял платок со своей раненой
руки и, привязывая к дереву, поклялся пятнавшей его кровью, что вернется
либо спасти товарища, либо уложить его тело в могилу. Потом, опустив глаза, он подошел принять последнее напутствие Роджера Малвина. Опыт старшего
товарища подсказал юноше много дельных советов относительно странствия по
лесному бездорожью. При этом он говорил со спокойной обстоятельностью, как
если бы снаряжал Ройбена в бой или на охоту, сам оставаясь в безопасности
дома, а не как с человеком, который, собираясь его покинуть, был последним, кого Роджеру Малвину судилось видеть. И все-таки твердость его поколебалась
до того, как он закончил свою речь.
– Передай Доркас мое благословение и
скажи, что, умирая, я молился о ней и о тебе. Пусть не винит тебя за то, что
ты оставил меня здесь, - при этих словах Ройбен почувствовал укол в сердце, - ибо я знаю, что ты не побоялся бы рискнуть жизнью, если б эта жертва могла
меня спасти. Пусть недолго горюет о своем отце, а выходит за тебя замуж, и
Небо дарует вам долгие годы счастливой жизни, и пусть дети ваших детей стоят
у вашего смертного ложа. И, Ройбен, - добавил он, уступая обычной при таких
обстоятельствах слабости, - когда заживут твои раны и ты немного окрепнешь, возвращайся к этой скале, сынок, чтобы сложить мои кости в могилу, и прочти
над ними молитву. Здесь надо сказать, что обитатели пограничья относились к
ритуалу погребения с почти суеверной серьезностью, проистекавшей, возможно, из обыкновения индейцев вести войну не только против живых, но и мертвых, и
было известно немало примеров, когда люди жертвовали жизнью, пытаясь
похоронить убитых в стычке, оберегая их от мести дикарей. Поэтому Ройбен
сознавал всю важность данного обещания и самым торжественным образом
поклялся вернуться, чтобы предать земле останки Роджера Малвина. Последний в
своих прощальных словах высказал все, что лежало у него на душе, и уже не
пытался убедить юношу, что даже самая скорая помощь способна спасти ему
жизнь. Со своей стороны, Ройбен был внутренне убежден, что больше не увидит
Малвина живым, и охотно остался бы с раненым в его последние мгновения, но
желание жить и надежда на будущее счастье с каждой минутой укреплялись в его
сердце, и он был не в силах им противиться.
– Довольно!
– сказал наконец
Малвин.
– Ступай - и храни тебя Бог! Юноша молча пожал ему руку, повернулся
и побрел вперед. Однако он успел пройти совсем немного, когда услышал
окликающий его слабый голос.
– Ройбен, Ройбен! Молодой человек поспешно
вернулся и опустился на колени подле умирающего.
– Прошу тебя, сынок, подними меня и прислони к скале: я хочу, чтобы мое лицо было обращено к
дому, и я мог видеть тебя на минуту дольше, когда ты будешь проходить между
деревьями. Ройбен исполнил последнее желание своего товарища, помог ему
подняться и снова пустился в путь. Сначала он шел быстрее, чем позволяли ему