Великий карбункул
Шрифт:
в Новой Англии еще никогда не бывало. Ты, конечно, знаешь содержание письма?
– Да, разумеется, - отвечал Роджер Уильямс, - ибо губернатор
советовался по этому делу с моими собратьями из духовных лиц в Бостоне, и о
моем мнении тоже спрашивали. И его превосходительство поручил мне просить
тебя от его имени не разглашать эту новость сразу, чтобы не вызвать
возмущения в народе и не дать тем самым королю и архиепископу предлога
выступить против нас.
–
сказал Эндикотт, мрачно стискивая зубы.
– Однако я должен действовать по
собственному разумению. В Новой Англии нет такого мужчины, женщины или
ребенка, которых эта новость не касалась бы самым живейшим образом, и если
голос Эндикотта будет достаточно громким, его услышат мужчины, женщины и
дети. Солдаты, построиться в каре! Эй, добрые люди! Тут есть новость для
всех вас.
Солдаты окружили своего капитана, а он и Роджер Уильямс стояли вместе
под знаменем красного креста, в то время как женщины и старики
проталкивались вперед, а матери поднимали своих детей, чтобы те видели лицо
Эндикотта. Несколько ударов в барабан дали сигнал к молчанию и всеобщему
вниманию.
– Товарищи по оружию, товарищи по изгнанию!
– начал Эндикотт, стараясь
сдержать охватившее его волнение.
– Во имя чего покинули мы свою родину? Во
имя чего, спрашиваю я, покинули мы зеленые и плодородные поля, дома или, быть может, старые седые храмины, где мы родились и воспитывались, кладбища, где погребены наши предки? Во имя чего прибыли мы сюда и воздвигли наши
собственные надгробные плиты в этих необитаемых местах? Страшен этот край.
Волки и медведи подходят к нашим жилищам на расстояние человеческого голоса.
Туземец подстерегает нас в мрачной тени леса. Упрямые корни деревьев ломают
наши плуги, когда мы пашем землю. Дети наши плачут, прося хлеба, и мы
вынуждены возделывать прибрежные пески, чтобы накормить их. Во имя чего, снова спрошу я вас, разыскали мы эту страну с неблагодарной, бедной почвой и
неприветливым небом? Разве не во имя того, чтобы пользоваться нашими
гражданскими правами? Разве не во имя права свободно служить господу так, как нам велит наша совесть?
– Ты называешь это свободой совести?
– прервал его голос со ступенек
молитвенного дома.
Это был голос “самовольного проповедника”. Печальная и спокойная
усмешка мелькнула на кротком лице Роджера Уильямса, но Эндикотт, возбужденный всеми событиями этого дня, с яростью взмахнул мечом в сторону
преступника, - у такого человека, как он, подобный жест выглядел весьма
зловеще.
– Что ты знаешь о совести, ты, мошенник?
– воскликнул он.
– Я говорил о
свободном служении господу, а не о своевольном осквернении и осмеянии его.
Не прерывай меня, или я велю забить тебе голову и ноги в колодки до
завтрашнего дня. Слушайте меня, друзья, не обращайте внимания на этого
проклятого смутьяна. Как я уже сказал, мы пожертвовали всем и прибыли в
страну, о которой едва ли слышали в Старом Свете, для того чтобы превратить
ее в Новый Свет и в трудах искать путь отсюда на небеса. Но что бы вы
думали? Этот сын шотландского тирана, этот внук папистки и прелюбодейки, шотландки, чья смерть доказала, что золотая корона не всегда спасает голову
помазанника от плахи…
– Не надо так, брат, не надо, - прервал его мистер Уильямс.
– Такие
слова не годится произносить даже при закрытых дверях, а тем более на улице.
– Замолчи, Роджер Уильямс!
– отвечал Эндикотт высокомерно.
– Мой дух
прозорливее твоего в этом деле… Говорю вам, товарищи по изгнанию, что Карл
Английский и архиепископ Кентерберийский Лод, наш злейший гонитель, решили
преследовать нас и здесь. В этом письме сообщают, что они сговариваются
послать сюда генерал-губернатора, коему будет поручено вершить суд и
справедливость в стране. Они собираются также учредить идолопоклоннические
церемонии английской епископальной церкви; так что, когда Лод будет
целовать, как римский кардинал, туфлю папы, он сможет отдать Новую Англию, связанную по рукам и ногам, во власть своего хозяина.
Глубокий вздох слушателей, выражавший чувства гнева, страха и скорби, был ответом на это сообщение.
– Смотрите, братья!
– продолжал Эндикотт с еще большей энергией.
– Если
этот король и этот архиепископ добьются своего, то мы скоро увидим крест на
шпиле этой молельни, которую мы выстроили, а в ее стенах - высокий алтарь, вокруг которого и днем будут гореть восковые свечи. Мы услышим звон колокола
при освящении святых даров и голоса папистских священников, служащих мессу.
Но подумайте только, христиане, - неужели мы позволим свершиться всем этим
мерзостям, не обнажив меча, без единого выстрела, не пролив ни единой капли
крови, - и все это на самых ступенях церковной кафедры? Нет! Пусть рука ваша
будет тверда и сердце отважно! Здесь мы стоим на собственной нашей земле, которую мы приобрели за свои товары, которую мы завоевали своими мечами, которую мы расчистили своими топорами, которую мы возделали в поте лица
своего, которую мы освятили нашими молитвами господу, приведшему нас сюда!