Великий князь
Шрифт:
– Да мы от самого Палемона род выводим!!!
"Какие три дня, за четыре бы управиться. Парламентарии земли Литовской, блин!..".
***
Ранним августовским утром, когда на московских звонницах еще не затихли самые большие колокола, к Константино-Еленинской башне Кремля подошел десяток юношей в светло-серых кафтанах служилых Аптекарского приказа. Ничуть не стесняясь пристальных взглядов редких прохожих и той нехорошей славы, которой по праву пользовался Разбойный приказ (который, собственно, и обитал в той самой башне и ее подземельях), будущие хирурги и костоправы разбились на несколько кучек и принялись коротать время до прихода наставника. Пятеро негромко обсуждали учебу и связанные с ней вопросы,
– Доброго здоровьичка и долгих лет барышне Гуреевой!
Полыхнув в ответ невозможно-яркой зеленью колдовских глаз, личная ученица государя-наследника Димитрия Иоанновича едва заметно склонила голову в ответ. А затем и еще раз, отвечая на учтивое приветствие доктора медицины Венсена Жанье, три года тому назад взявшего на себя ответственность за десяток "ленивых скудоумных ослов, неспособных запомнить и повторить простейшие действия" - именно такими словами хирург обычно встречал своих учеников. Правда, этим утром галантный мэтр явно щадил нежный слух юной красивой дамы, а посему обошелся несвойственной ему сдержанно-короткой фразой:
– Remuer, mouches endormis!
Вереница будущих светил медицины послушно втянулась в сумрак прохладных подвалов, привычно "не замечая" въевшиеся в стены запахи факельной копоти, крови, пота и человеческих нечистот. В небольшом закутке юноши избавились от шапок и кафтанов, накинув взамен фартуки из тонкой кожи и небольшие шапочки из небеленого полотна, затем прошли в сводчатый каземат и осмотрелись. Все было как обычно: толстые свечи на высоких шандалах заливали светом всю подземную залу, и на длинном столе вдоль одной из стен блестел разложенный в строгом порядке хирургический инструмент. Отдельно стояли скляницы с микстурами, рядышком с ними белели раскрытыми страницами учебные пособия и анатомический атлас, дремал приказной писец, моментально встрепенувшийся при виде практикантов...
– Здрав будь, Силуян. Кого нам сегодня приуготовили?
Весь центр каземата занимала шестерка массивных столов, на которых каты-дознаватели умело растянули пока еще живые и даже бодро постанывающие пособия для занятий по хирургии. И не только растянули, но еще и хорошенько подготовили: одним повтыкали в тело разные острые железки и стрелы, другим от души резанули кожу и мясо, третьих покалечили и заклеймили в полном соответствии с приговором. А наиболее здоровому смертнику даже в ногу из пистоля разок пальнули! В общем, выбор ран был, что называется, на любой вкус - как, впрочем, и заказывали.
– Да все как обычно: этот вот душегубец матерый, тот падчерицу-малолетку снасильничал, остальные разбоем на дороге промышляли.
Обсуждение нравственных качеств и преступных заслуг подопытного материала надолго не затянулось - вернее, сразу закончилось в связи с появлением переодевшейся ученицы Гуреевой и деловито-собранного наставника.
– Fran gam copulat! Prima tabula - vos, secundae tabulae...
Распределив душегуба, насильника и почти всех разбойников-грабителей между "бестолочами, не знающими с какой стороны браться за ланцет", и отдав наименее пострадавшего смертника в нежные девичьи руки, мэтр Жанье отошел к столу с учебниками и скомандовал начинать.
– Похоже, лезвие и по кости прошлось...
– Так, пулю вроде подцепил, вытягиваю!
– Пережми кровоток. Ах ты!..
Спокойные деловитые переговоры студентов, ничуть не заглушающие влажные звуки их работы; бульканье сосудов с обеззараживающими и кровоостанавливающими составами; тонкий лязг использованного инструмента, бросаемого на поднос. Сдавленные хрипы и протяжное мычание надежно зафиксированных "пациентов"; размеренные
– Mortuus est ? Triginta ictus ferulae subduximus enim male providerit dose of Papaver!!! Ante finem mensis studio culpa sit in pane et aqua.
Благородная латынь в устах Венсана Жанье временами приобретала очень сочные и многозначительные интонации. Кто сказал, что язык древних римлян умер? Стараниями скромного французского медика он вполне себе жил и даже развивался!..
– Magister?
Развернувшись на каблуках, носатый мэтр величаво подплыл к последнему столу. Оценил состояние "пациента", который и без обезболивающего питья спокойно себе лежал с закрытыми глазами и сопел. Затем осмотрел обработанную и подготовленную к шитью резаную рану, и изогнутую стальную иглу, уже заправленную шелковой ниткой. Довольно хмыкнул и поощрительно кивнул - оставшись наблюдать за тем, как разверстую плоть стягивает аккуратно-ровный шов. Затем было наложение пропитанного целебным отваром тампона, потом умеренно-плотная повязка, и наконец - то, что интересовало доктора медицины больше всего. Убрав использованный инструмент и скляницы с целебными составами, девушка наложила на рану свои узкие ладони, прикрыла глаза и зашептала строки короткой молитвы. Почти беззвучные движения тонких губ, пробившая ее виски испарина, нарастающая бледность...
– Ego te clarificavi, magister.
Успешно делая вид, что ничего интересного он и не увидел, мэтр Жанье похвалил усердие и легкую руку ученицы. Дождался, пока она приведет себя в порядок, переоденется и покинет обитель скорби и боли, называемой подвалами Разбойного приказа. Вернулся к ее столу, мимоходом обругав подвернувшегося студента, быстро смотал и убрал с тела повязку - и за малым не ткнулся своим выдающимся носом в недавно зашитую плоть. Помял стежки, осмотрел тампон с небольшими следами сукровицы, пробормотал что-то неразличимое и задумался, терзая пальцами узкую бородку. Если бы мужчина не наблюдал все от начала и до конца, то мог бы поклясться своим дипломом - в том, что рану обработали и зашили дня этак три-четыре назад!..
– Combien de myst`eres garde Russiya...
Тем временем Аглая, даже не подозревавшая о зависти, одолевающей одного французского доктора медицины, молилась в небольшой деревянной церквушке Святых Константина и Елены - заодно мучаясь от нарастающей головной боли. В ее виски словно бы колотила пара маленьких молоточков, и потому она не обращала внимания на пристроившуюся за ее спиной пару стражников в черных кафтанах, торопясь отбыть положенное и быстрее-быстрее дойти до Дивеевой. Собственно, она бы сразу пошла (скорее побежала) к старшей ученице своего Господина, но как раз Домна и посоветовала-указала обязательность посещения любого храма после напитанных болью подвалов Разбойного приказа. Иначе ведь как получается? Была в таком месте, занималась там всяким разным (пусть и с благой целью изучения лекарского дела) - и не поспешила очистить душу от такой тяготы?
– Доброго здравия и долгих лет, барышня Гуреева.
– И тебе того же.
Нехотя отвечая на поклоны попадающейся навстречу дворни и приказных служивых, старательно держа осанку и плавный шаг, Аглая все же добралась до зельеварен Аптечного приказа, "потеряв" на входе свою охрану. Несколько переходов, еще один пост стражи, и наконец-то она там, куда так торопилась.
– ... я все губы искусала, чтобы не захохотать! Стоит себе голая, простоволосая, в одну только простынку обернутая - и на братца таращится. Выше его на полголовы, тяжелее на добрых два пуда, задом орехи колоть можно, а грудями и вовсе убить!.. Он ее греческой Артемидой-охотницей представляет и рисует, а она вся в мечтах - о том, как бы с Федькой в постели поваляться-побаловаться.