Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина
Шрифт:
А потом…
Неизвестно, что за оружие применили флармии, но все, находившиеся на борту «Дежнёва», высохли, мгновенно превратились в мумии, словно атакованные ротой голодных вампиров.
Все, кроме Ивана. И малолетки.
Чертова автоматика каким-то образом ухитрилась засосать в чертову капсулу их обоих, хотя вроде никак не могла и не должна была. А затем не менее чертовым образом выкинула капсулу в чертово гиперпространство, где ее позже и выловили чертовы спасатели. Непонятно только, какого черта. Какой смысл в их существовании, если остальные погибли, а он… он
– Дядь Вань! Ты что?
Бомбардир Шарганов только сейчас осознал, что все это время, наверно, таращился на малолетку – яростным, налитым кровью взглядом.
– Ник, ты, это… - Он сумел взять себя в руки.
– Ты не бойся. Поешь вот (Иван запоздало понял, отчего бармен подсунул ему блюдце с таким количеством бутербродов) – и… - он повернулся к стойке, - есть тут… ну, что-нибудь?
Бармен, не дожидаясь объяснений, уже наполнял фужер соком.
Зазвенел колокольчик над входом, и бар затих. Иван повернулся, вновь заставив себя сфокусировать зрение. Оп-па… Патруль! Настоящий военный патруль. Трое; красные повязки, начищенные сапоги, настороженный взгляд лейтенанта, оловянные глаза рядовых десантников.
– Проверка документов, - негромко произнес лейтенант.
Выпивохи покорно полезли в карманы, выкладывая на столы удостоверения и карточки, у кого что было. Иван пьяно мотнул головой. Почему бы не решить все прямо сейчас? Дебош в военное время - это трибунал и почти гарантированный расстрел. Зачем пропускать такой удобный случай?
Командир патруля в сопровождении рядового неторопливо шествовал вдоль столов, пристально вглядывался в лица, сличал стереографии в документах с помятыми лицами посетителей. Второй десантник замер в дверях, лениво глядя поверх голов. Когда лейтенант поравнялся со столиком Шарганова, тот, не дожидаясь вопросов, схватил табурет и со всего маху обрушил его на темя офицера.
Хотел обрушить. Лейтенант легко уклонился, шагнув вперед и вбок, и секунду спустя Иван стоял, уткнувшись носом в тарелку с недоеденными бутербродами, а руки его оказались заведены за спину и вверх.
– Дядь Вань!
– Сидеть, курсант. Глянь-ка, Жуков, кто это у нас такой бойкий?
– равнодушно спросил лейтенант.
– Угу, - буркнул Жуков. Чужие руки прошлись у Шарганова по карманам. На столешницу по очереди легли: справка из госпиталя, выданная ему неизвестно зачем, поскольку Иван чувствовал себя, да и был, абсолютно здоровым; банковская карта с остатком боевых от министерства; электронный ключ от жилой капсулы и, наконец, пластинка временного удостоверения личности.
– Ну и зоопарк… - протянул лейтенант.
– Почему не на одном носителе, господин хороший?
Шарганов не ответил. Он предпочитал не отвечать на глупые вопросы. Есть удостоверение, и там все указано. Лейтенант правильно истолковал его молчание или допер до верного решения сам. Он приложил удостоверение к сканеру… и присвистнул от удивления.
– Что же это вы бузите, господин капитан-бомбардир?
– поинтересовался лейтенант.
– Вы, можно сказать, родились заново, даже единого документа не получили еще, а ведете себя как последний забулдыга.
– Руки отпустите, - прохрипел Иван.
– Глупить не станете?
– Нет, - коротко ответил Иван.
– Хорошо. Мальчик с вами?
– Девочка. (Лейтенант снова присвистнул.) Нет.
– Дядь Вань, я с тобой! Я с ним, това… господин лейтенант!
– Малолетка подхватилась с места. Она уже стояла плечом к плечу с Шаргановым, смотрела на патрульных угрюмо, исподлобья.
Конечно, девочка. И не четырнадцать-пятнадцать ей, а тринадцать-четырнадцать: девчонки в этом возрасте на полголовы длиннее парней. Носатая, с коротко, по-мальчишески обстриженными жидкими пепельными волосами и тощей шеей. Нескладная: на таких не только слишком большой курсантский комбинезон, но даже тщательно подобранная одежда, любая, будет висеть наперекосяк. Глаза – зелено-синие, как морская вода.
Некрасивая. Красавицами такие становятся годам к восемнадцати. Если доживают.
– Вероник, не глупи, - процедил Иван уголком рта, но было ясно: сейчас от нее не отвязаться. Разве что скрутить и утащить прочь силой, как тогда, перед огневым маневром…
– Документы, курсант…ка.
– Нету.
Командир патруля присвистнул третий раз, резко зажмурился, активируя умные линзы. Когда вновь открыл глаза – некоторое время стоял неподвижно: читал видимый только ему текст.
В баре вдруг повисла мертвая тишина.
– Так называемая «неизвестная с "Синего клипера", без документов», именующая себя…
– Веранда, - буркнула девчонка.
– …именующая себя Вероника Донцова?
– казенным голосом завершил лейтенант, сделавшись при этом равнодушней прежнего.
– Она. Ну, я то есть.
– Да, девочка, - эмоций в голосе лейтенанта не прибавилось, - ты действительно с ним?
– Конечно, с ним.
– Веранда придвинулась к Шарганову вплотную. Угрюмость ее как рукой сняло, она даже заулыбалась.
– Я дядь Ваню одного никуда не отпущу. Он без меня пропадет.
Кто-то из пьянчужек хмыкнул – и тут же ткнулся лицом в стойку от лютой затрещины соседа.
Бар они покинули бок о бок, как старые знакомые. Век бы не знать таких знакомств! Глаза патрульных спокойно, безо всякого интереса скользили по сторонам, но мысль о бегстве Иван прогнал как непоследовательную. Собственно, именно к этому он и стремился, затевая драку. Теперь короткий суд - и всё! Все остальные тоже погибнут, но лучше умереть от честной пули, чем так, как ребята с «Дежнёва». Ивана передернуло, даже хмель на миг отступил.
А девочка… О девочке позаботятся. Пока есть кому заботиться. А потом… Потом – как все: что она, лучше других? На Земле полным-полно тринадцатилетних, и тех, кто младше, тоже полно!
– Жрать хочется, господин лейтенант, - сказал тот патрульный, что дожидался у дверей.
– Может, зайдём куда-нибудь? Как только этого сдадим. Куда его, на гарнизонную губу или сразу в округ?
– Этого, Пчелидзе, - усмехнулся лейтенант, - мы доставим в штаб Космофлота. Этих, - уточнил он.
– О как!
– удивился десантник.
– А пожрать там есть, господин лейтенант?