Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина
Шрифт:
– Там отличный буфет, - ответил лейтенант.
– И недорогой.
– А нас пустят?
– усомнился Жуков.
– Штаб флота как-никак. Вас, господин лейтенант, точно пропустят, а нас с Пчелидзе?
– Пустят, - успокоил его лейтенант.
– Уж если в штаб попал, то и в буфет попадешь. Главное, не наглеть и адмиралов локтями не расталкивать…
И вдруг бешено зыркнул на десантника. Похоже, изображать невозмутимость командиру патруля удавалось уже из самых последних сил.
– Пойми, капитан, у нас просто нет иного выхода!
Адмирал Сильвио Парамонов был смущен - или талантливо разыгрывал смущение, Иван не решил еще, что происходит на самом деле.
– Мы разбиты, мы отступаем по всем фронтам!
– продолжал Парамонов.
– Флармии уже в Солнечной системе. Всё, что дальше орбиты Юпитера, для них собственный задний двор.
– Вы посылаете нас на смерть, господин адмирал, - угрюмо сообщил Шарганов.
– Вы не имеете права.
– Ты военный, капитан!
– удивился адмирал.
– Посылать на смерть - это мое право и моя обязанность. Умереть по приказу - твой долг. Забыл присягу?
– Я – не забыл.
Окончание фразы «а она – не приносила» было слишком очевидным. Поэтому оба они, мужчины, военные, одновременно уставились в пол.
– Мы пытались им объяснить… - Парамонов, все еще не поднимая взгляд, неловко развел руками.
– Бесполезно. Те, кто выжили, для флармиев – экипаж. Экипаж должен быть передан им. Точка. Ну и, чего уж там, когда вы выходили в рейд, на борту были в том числе настоящие курсанты, от силы парой лет старше. Мальчишки…
– Да, адмирал. Мальчишки.
Это тоже прозвучало как «а не девчонки». И пара лет в таких случаях – значимый рубеж.
Для людей, во всяком случае. Флармии скидку на возраст и при других обстоятельствах не делали, с самого начала, когда война многим казалась обычной. Ни на возраст, ни на пол. Все обитатели побежденных миров это запомнили натвердо… в тех редких случаях, когда случайно оставалось, кому запоминать.
Правда, у флармиев, кажется, вообще нет концепции детства как такового. Каким уж именно образом столь продвинутый вид ухитряется обходить проблемы роста и взросления, какие аналоги деления-почкования-клонирования позволяют им множить свой род, при чем тут Первое Яйцо – даже у ксенобиологов согласия по этому вопросу не было, а для Космофлота он просто не стоял. Такие вопросы – исключительное право победителей. Флот должен был сделать все, чтобы ими оказались земляне. Он и сделал все, что мог – но…
– Ну хоть ты-то мне расскажи… - с тоской произнес адмирал.
– Откуда вообще взялись эти обломки крушения, да еще почти возле самого Фларма? И что это за чушь – «как будто синий клипер на бесцветной волне»?
– Не могу знать, - с каменным лицом отчеканил Иван.
– Находился на орудийной палубе. Шлюз, куда был принят аварийный объект, расположен в навигационном отсеке, тремя ярусами выше.
– А потом? Ты своими глазами видел…
– Не могу знать. Девчонку – видел. Обломки чего-то – видел. Клипером они прежде могли быть ничуть не хуже, чем чем-либо иным.
Адмирал вздохнул. Мозг корабля, конечно, зафиксировал все с точностью – но он сейчас недоступен. А информационная емкость спасательной капсулы вместила жалкие крохи тех сведений, которые хранит сеть «Дежнёва».
Можно, конечно, было хотя бы прислушаться повнимательней к рассказам самой девочки – но некогда это делать, некому, да и незачем теперь.
– Ваше право, адмирал - послать в бой… - Голос Ивана был не менее каменным, чем выражение лица.
– Меня. Не… нас обоих. И в бою я могу выжить. В любом, самом страшном бою! Невероятная случайность… На «Дежнёве» мы отправились к Фларму умирать, но я выжил, вот что я имею в виду. А сейчас вы приказываете совершить самоубийство. Причем не только мне.
– Не приказываю, а прошу, - тихо сказал Парамонов.
– То есть я могу отказаться? Мы оба можем?
– уточнил Шарганов.
– Конечно.
– И нас не остановит охрана?!
– не поверил капитан-бомбардир.
– Не остановит, - кивнул адмирал.
– Интересно, как долго мы будем гулять на свободе?
– пробормотал Шарганов.
– Скоро нас схватят патриотически настроенные граждане?
Адмирал отвел глаза: - По требованию флармиев до того, как они заберут вас, вы оба свободны и неприкасаемы, - нехотя сообщил он.
– Хоть вместе, хоть порознь…
– Порознь… То есть гуляй, рванина?
– горько рассмеялся капитан-бомбардир.
– Могу делать что угодно: стрелять на улице прохожих, гадить на крыльце резиденции президента, насиловать малолетних приютских воспитанниц, и мне ничего не будет?
– Мы обеспечим охрану, - хрипло подтвердил Парамонов.
– Слушай, адмирал, - Шарганов вдруг заговорил шепотом, словно кто-то мог их подслушать.
– Значит, порознь… А если я все это – в одной стороне, громко, открыто, всем напоказ… а девчонку тем временем по-тихому…
– Вам обоим вживлены их маячки, - так же шепотом ответил Парамонов.
– Это тоже требование флармиев. Они все равно заберут вас обоих, капитан.
– Вот дерьмо!
– выругался капитан-бомбардир.
– Куда не кинь… давайте ваши, черт!.. их требования к моему поведению.
Адмирал вручил ему полученный от Лазурного Флармитроя фолиант. Иван Шарганов взвесил книжищу в руках, прочитал название, подумал и добавил в личный список мерзостей слово «протоколий».
Флармии не признавали симметрии, ясно выраженных углов и ровных плоскостей. Посольский крейсер более всего напоминал гигантский гриб-дрожалку. Причудливо вывернутая бахрома оранжевых лопастей, темные провалы в «плодовом теле», капли жирной «росы» на лаковых стенках. И запах, всепроникающий запах пряностей! Поверх туши крейсера висела в воздухе оранжевая же дырчатая, сплетенная из склизких тяжей нашлепка посадочной площадки.
Или того, что адмирал Парамонов принимал за посадочную площадку, поскольку об истинном предназначении нашлепки флармии не распространялись. Впрочем, этот вариант был не хуже всех прочих. Он, по крайней мере, имел вполне человеческий смысл.